Филипп с самого начала предупредил, что о наших отношениях никто не должен знать, недовольно скривившись при упоминании о Павле. Так и не поверил в рассказы о дружбе. Нет, он ни в чем меня не обвинял, не высказывал больше никаких условий, но его ревность оставалась очевидной, а я радовалась этому, как ребенок. Стоило нам оказаться наедине, как его глаза и губы стирали воспоминания, вычеркивали из сознания мысли о любом другом обществе.
Мы часто сидели в гостиной, перед огромным окном, за которым простирался утопающий в зелени сад. Раньше мне и в голову не приходило, что у нас в городе есть такие особняки: с высоченными потолками, делающими даже небольшую комнату просторной. Дорогая мебель, тяжелые гардины, люстры, напоминающие странные подсвечники, массивные резные двери и даже камин – все это воспроизводило атмосферу из фильмов, которые я с восторгом смотрела в юности. Мне доставляло удовольствие ходить босиком по паркету, который раньше встречала лишь в музеях. Ощущая его под ногами, представляла себя принцессой на балу. Это чувство усиливалось, когда за спиной смыкались руки любимого человека. Стоило лишь упомянуть о моей робкой любви к танцам, как будто по заказу помещение наполнилось чарующей, летящей мелодией, и меня закружил вихрь эмоций. Это было почти так же прекрасно, как то, что происходило с нами по ночам: та же страсть в глазах, тот же испепеляющий жар, который хотелось ощущать все сильнее, та же нежность, наполняющая до потери стыдливости. Я доверяла его рукам, сильным, уверенным движениям, и задыхалась от предвкушения: когда стихнет музыка, этот танец сменится другим, которого я не переставала ждать и желать.
Это была своего рода зависимость. Меня тянуло к Филиппу с мучительной, нестерпимой силой. Вынужденная молчать на работе, скрывая от всех нашу связь, я испытывала реальный голод по его ласкам и прикосновениям. С каждым днем хотелось все сильнее раскрыться, стать еще чуть смелее в собственных шагах, в узнавании вкусов его тела, в постижении прежде недоступного мира.
Но дело было не только в физическом наслаждении. Филипп действительно меня любил, а я... я забыла о реальности. Ждала каждого вечера, как чуда, тонула в ощущениях, захлестывающих и вблизи, и на расстоянии. Пока находилась рядом, не вспоминала больше ни о чем. На работе все время ждала окончания дня, когда можно будет запрыгнуть в такси и умчаться прочь от всего мира. К нему. Стоило мне переступить порог его дома, как жесткий, суровый начальник, который в офисе даже не поворачивался в мою сторону, превращался в чуткого мужчину, угадывавшего все желания. Он доставал книги, которые мне всегда хотелось прочесть, пересмотрел мои любимые фильмы (что с того, что за происходящим на экране наблюдала я одна, а он не сводил с меня глаз, наслаждаясь реакцией). Мы не бывали в ресторанах, но блюда, заказываемые на дом, сполна компенсировали это.