– Обычно проявляется мгновенно, если…
Концовку предложения я уже не слышу.
В меня как будто врывается волна.
Я приваливаюсь к стене и теряю счет времени…
Передо мной лицо Аманды. Она говорит что-то, произносит какие-то слова, которые я силюсь и не могу понять.
Опускаю глаза. Вижу, как она вытаскивает из моей руки шприц и прижимает к крошечной ранке у локтя влажный тампон.
Ее слова обретают наконец смысл.
– Прижми и держи.
Теперь уже я наблюдаю, как она подносит руку к свету, делает укол себе в вену и ослабляет жгут. Числа на циферблате часов продолжают бег к нулю.
И вот уже Аманда лежит, распростершись, на полу, как получивший дозу наркоман, а время истекает, но это уже не важно.
Я смотрю и не верю своим глазам.
Я сижу.
С ясной головой. Собранный и настороженный.
Аманда уже не лежит на полу, а стоит неподалеку спиной ко мне.
Окликаю ее, спрашиваю, всё ли в порядке, но ответа нет.
С усилием поднимаюсь.
Лукас держит в руке фонарь, и, подойдя ближе, я вижу, что свет не падает на стену куба, которая должна быть здесь, прямо перед нами.
Я прохожу мимо, и Аманда идет за мной с фонарем.
Еще одна дверь, идентичная той, через которую мы вышли из ангара.
Иду дальше.
Футов через двенадцать следующая дверь.
За ней – другая.
И еще одна.
И еще…
В фонарике шестидесятиваттная лампочка, и света хватает на семьдесят-восемьдесят футов – дальше он меркнет, отражаясь призрачными бликами от холодной поверхности металлических стен с одной стороны и уходящих вдаль дверей, расположенных на равном расстоянии одна от другой.
За кругом света – абсолютная тьма.
Пораженный, я замираю.
Я думаю о тысячах прочитанных за свою жизнь книг и статей. О сданных экзаменах. О проведенных занятиях. О выученных наизусть теориях и написанных на досках уравнениях. Я думаю о тех месяцах, которые провел в «чистой комнате», где пытался построить что-то, бывшее бледным подобием этого места.
Ближе всего подобраться к материальным объектам исследования изучающие физику и космологию могут с помощью телескопа, наблюдая за древними галактиками. О столкновении частиц мы судим по информации, полученной от приборов, но видеть сами столкновения не можем.
Между уравнениями и реальностью, которую они представляют, всегда есть граница, барьер.
Но теперь никакой границы больше нет. По крайней мере, для меня.
Одна мысль стучит в голове: я здесь. Я действительно здесь, в этом месте. Оно существует.
Ощущение чуда переполняет меня, вытесняя – по крайней мере, на мгновение – страх.
– Самое прекрасное, что мы можем испытать, – это непостижимое, – говорю я и, заметив вопросительный взгляд Аманды, поясняю: – Эйнштейн сказал, не я.