Глазастик лишь тихо застонал, перевернулся набок и попытался подняться, опираясь на руки…
Что-то тяжелое опустилось сверху и снова прижало его к земле. Тихий голос, что пах гнилыми зубами, старым луком и кровью раздался совсем рядом:
— Тихо, зеленка, не шевелись! А то спугнешь свою удачу.
Внутри все похолодело, желудок сжался и подпрыгнул куда-то к горлу. Джеремия медленно повернул голову.
Совсем рядом, спрятавшись за павшей лошадью, лежал Гернор и самодовольно лыбился.
— Тебе везет, — прошептал он. Из-за шрама и улыбки его физиономия перекосилась еще больше, став совсем уродливой. — Вот я и решил отхлебнуть из твоей чаши со счастьем. Теперь тихо — степняки за последний час прошли здесь дважды. Могет еще подтянуться. Подождем темноты — потом двинемся.
— Куда? — выдохнул Глазастик, косясь на ополченца.
— А дхар его знает! Могет на север, к Горгонаду. Думаю, возвращаться в Эратию смысла нет… Заткнись — кто-то идет!
Наверное, Гернор сам себе приказал замолчать, потому что за весь разговор гоблин сказал лишь одно слово. Да что там сказал — выдохнул на пределе сил.
Джеремия тихо перевернулся на живот и залег рядом с ополченцем.
Солнце пекло немилосердно и кольчуга немедленно нагрелась на солнце. Пот потек ручьем, разъедая ранки и ссадины, но Глазастик лежал, молчал и терпел.
Вскоре он услыхал тихий шорох — кто-то пробирался между валявшимися в траве телами ополченцев и степняков.
Первых было намного больше — пришельцы с востока гнались за ними долго, добивая паникующий сброд, в который превратилась королевская армия. Наверное, только чудо помогло спастись Джеремии. Оставалось лишь надеяться, что пока что оно оставалось с ним.
Сухой ветер гонял пыль над высушенной травой, шелестел пожелтевшими стеблями, да трепал одежду на трупах. Чего-чего, а мертвецов в округе хватало. Разрубленные, растоптанные тела, поломанное оружие, торчащие обломки копийных древок. Имелось несколько конных трупов, почерневших и раздувшихся. Над степью висела густая вонь, жужжали огромные зеленоватые мухи, назойливо лезли в уши и глаза.
Отяжелевшие от переедания стервятники тяжело переваливались с ноги на ногу, гоняли подвернувшихся ворон, карканьем выдававших свое явное неодобрение подобным поведением пернатых собратьев.
Одним словом, практически идиллическая картинка — трупы Глазастика смущали мало. Главное, что он остался жив, а остальное… Да пади оно все в Бездну!
Жара. Чем выше поднималось солнце, тем сильнее Глазастик ненавидел Великую Степь, а также проклятое ополчение, Джубела, барона, рыцарей, паладинов и, в довесок, самого короля. Еще он ненавидел степняков, но как-то меньше: не они притянули его на край света и не они бросили его в кровавую баню. Скорее гоблин воспринимал их, как неумолимую стихию, вроде морского прибоя, или отлива-прилива. Накатило — и отступило. Теперь Джеремия с предельной ясностью прочищенного крепкой затрещиной мозга понимал, что проку в этом великом походе на восток не было. Степняки морским валом сравняли королевские войска со степью и покатились дальше.