Тёмный гном (Лукашевич) - страница 125

Но мертвецов становилось все больше и больше. А троллю все сложнее сдерживать их натиск. Они повисали на могучих руках, обматывали грязными саванами, впивались в неподатливую плоть, но не могли прокусить плотной, будто дерево кожи. Сзади отбивался полуэльф. Хоть Головоруб мог упокоить мертвецов, но им уже было теперь сложно размахнуться. Зомби цеплялись в оружие, выкручивали из холеных эльфийских рук и плотоядно щелкали зубами.

Неожиданно яркая багровая вспышка разорвала туман, донесся истошный вопль и грохот копыт. Из тумана вырвалась лошадь без седока, в белой, с серебристыми узорами попоне и узорчатом доспехе, укрывавшем шею и голову. Теперь все это было объято пламенем, и животное, ослепшее от боли и пламени, вломилась в толпу мертвецов, раскидывая и поджигая их.

Неожиданно поумневшие зомби раздались в стороны, пропуская лошадь. Вслед за ней из тумана вывалился высокий рыцарь в сверкающих доспехах. Латы на левой руке его были покрыты толстым слоем черной копоти, а в правой он сжимал меч с пылающим клинком. Оружие добротно прореживало толпу мертвяков, разваливая их на обугленные куски.

Заметив Геронима и Гурдела, он остановился, застыв с выставленным мечом. Фигурное забрало было поднято, обнажая окладистую седую бороду, нос с широкими ноздрями и тонкий шрам поперек лиц, хорошо залеченный, но так и не исчезнувший. Глаза под набрякшими морщинистыми веками остановились на Герониме и его проклятой секире.

— Ты! — рыкнул командор Хорас и двинулся к нему.

6.

— Они наверняка туда ушли! — Дружинник — ражий детина с угрюмой рожей, изрытой оспинами — мотнул в сторону стены головой. — Большой Ларвийский Погост — считайте, судари, они уже трупы. Никто еще не возвращался оттуда. Ни живым, ни мертвым. Сожалею…

Лицо за фигурным забралом перекосилось от злобы, но металлическая блестящая личина осталась невозмутимой. Да и голос прозвучал также твердо и уверенно, как раньше:

— Мы должны убедиться в этом. Так или иначе, но нам пора двигаться вперед. И будьте готовы…

— Вы не поняли, сударь! — детина покачал лохматой головой, зачем-то поудобнее перехватил древко короткого копья с длинным листовидным наконечником.

Другие обладатели черных туник подвинулись ближе, настороженно зыркая по сторонам. Лишь паладины остались в стороне, флегматично рассматривая перепуганных дружинников: кто испытывает страх, тот достоин только презрения и жалости, ибо воинам Света он неведом.

— Не поняли, — повторил дружинник, нахмурившись еще больше, — там — не выживают, и потому мы не пойдем. И вам, судари, не советую. Хотя дело ваше, паладинское… Мы же возвращаемся домой… И так делов натворили — не расхлебаешь. А вы уж дальше сами.