Майя вскочила со стула.
– Ты что, совсем рехнулась? Есть четыре или пять наднациональных корпораций, борющихся за Марс точно так же, как они дерутся за Землю. Если мы поднимем восстание, мы лишь на время прекратим междоусобицу. Мы должны выбрать правильный момент, и когда они нанесут друг другу урон, у нас будет шанс на успех. Иначе мы опять вернемся в шестьдесят первый – в конвульсии, кровь и хаос прошлого! Надеюсь, ты не забыла, сколько людей погибло в тот год?
– Вечный шестьдесят первый! – вскричала Джеки. – Вот ваша идеальная отговорка, чтобы ничего не делать! Сабиси и Шеффилд заблокированы, Берроуз закрыт, Хираньягарбха и Одесса станут следующими! Каждый день вниз на лифте спускается полиция, сотни людей уже убиты или посажены за решетку, как моя бабка, которая была настоящим лидером для нас всех, а вы до сих пор трещите о шестьдесят первом! Прошлое превратило вас в трусов!
Майя метнулась и стукнула ее по голове. Джеки прыгнула на нее – Майя врезалась в край стола и задохнулась от боли и злости. Джеки ударила ее, но Майя сумела поймать ее запястье и укусила предплечье Джеки так сильно, как только могла, пытаясь разорвать ее мышцы. Затем их рванули друг от друга и удерживали на расстоянии. Комнату огласили вопли, все орали, в том числе и Джеки.
– Дрянь! Убийца! Убийца!
И Майя слышала, как из ее горла, между тяжелыми вздохами, вылетают ругательства:
– Маленькая тупая шлюха, маленькая тупая шлюха!
Ребра и зубы болели. Кто-то старался заткнуть рот и ей, и Джеки.
– Ш-ш-ш, тихо, они услышат нас, они донесут, придет полиция! – приговаривал Спенсер.
Наконец, Мишель убрал руку со рта Майи.
– Маленькая тупая шлюха, – прошипела Майя в последний раз и рухнула на стул.
Она обвела всех тяжелым взглядом, который сковал как минимум половину присутствующих в комнате. Джеки отпустили, и она начала ругаться вполголоса. Майя встала.
– Заткнись! – бросила она Джеки так зло, что Мишель снова стал между ними. – Ты таскаешь мальчишек за члены и воображаешь себя лидером, – глухо прорычала Майя. – Да у тебя нет ни единой мысли в голове – хоть шаром покати!
– Я не желаю ничего слышать! – взвилась Джеки, и все вновь зашикали и вытолкнули ее в холл.
Майя решила, что Джеки посрамлена. Она набрала воздух в легкие и использовала оставшееся время, чтобы бешеным шепотом в пух и прах раскритиковать эктогенов за их инфантилизм. Потом она даже взяла себя в руки и привела массу аргументов в пользу выжидательной позиции. Ее едкий гнев иногда прорывался сквозь рациональные доводы в пользу терпения, расчета и контроля. Никто не посмел ее опровергнуть. Теперь они взирали на нее, как на окровавленного гладиатора. Сама же Майя чувствовала себя настоящей Черной Вдовой, хотя ее зубы ныли после укуса, и ей с трудом удавалось поддерживать идеальный образ интеллигентного спорщика. На ее губах блуждала самодовольная улыбка, ее трясло, она боролась с поднимающимся чувством унижения и продолжала говорить, холодная, страстная и властная. Встреча завершилась угрюмым молчаливым согласием большинства, любые восстания было решено отложить на неопределенный срок и продолжать держаться в тени.