— Извините, — сказал капеллан, чувствуя неловкость, — но мне нужно заняться другими людьми, помочь им. — Он двинулся прочь. Гейл сказала ему вслед:
— Я и не просила помогать мне.
Он остановился.
— Я спрашиваю, возможно ли это?
— Вы никогда не служили в армии?
— Проклятье! Ничего слышать не хочу насчет приказов и секретной информации! Все это я сама могу узнать. Я с вами разговаривала, как человек с человеком, и не нужно возводить посредине стенку военного устава. Клянусь, что не стану разговаривать с репортерами. — Глаза ее яростно сверкали. — Я пережила это, и книга или статья — все это принадлежит мне.
Лотт помолчал, сделал несколько шагов, снова посмотрел на нее. Он затянулся, потом смял сигарету в картонном стаканчике. Лоб его был нахмурен, он вернулся к Гейл, поставил стаканчик на подоконник и поднял жалюзи. Гейл увидела ярчайшее лазурное небо, сверкающее солнце, белые пески, серые горы вдали, домики базы, тоже оштукатуренные белым, бетонные дороги и дорожки. Три больших серо-зеленых пятнистых транспортера медленно проехали мимо окна — они были полны вновь прибывшими беженцами. Гейл увидела, как разворачиваются над пустыней два вертолета, заходя с востока. Слабо постукивая роторами, они прошли высоко над базой.
Лотт довольно долго хранил молчание. Глаза его ввалились и были тревожны.
— Я в морской пехоте почти 20 лет, мисс. Армия — это моя жизнь. И моя обязанность — подчиняться приказам. Если база закрыта, то я должен делать все, чтобы она оставалась закрытой. Вы понимаете? — Он смотрел на Гейл, ожидая ответа.
— Ага, — сказала Гейл. — Но я бы сказала, что у вас есть и другая обязанность, не так ли? Вы эти крестики носите только для красоты?
— Конечно, — продолжал он, не подавая виду, что он ее вообще услышал. — Это очень большая база, почти 930 квадратных миль — пустыня, горы, затвердевшая скала-лава. Масса складов, вспомогательных бараков, гаражей — десятки мест, где можно спрятаться. И военная тюрьма — очень интересное место. Береговой патруль отправляет туда тех, кто пытается уйти в самовольную отлучку. С некоторыми я разговаривал. Впрочем, имея под одним боком Лос-Анджелес, под другим Лас-Вегас, трудно ожидать от всех примерного монашества. Помню, один паренек отправился в самоволку. Звали его Паттерсон, и был он, кажется, из Айдахо, или Огайо… В общем, он отправился в поход вон за те холмы, потому что его девушка, с которой он встречался два или три года, собралась выходить замуж, и он хотел этому помешать. Домой он не добрался и помешать не успел, но с базы все-таки удрал. Он взял потихоньку джип и направился через 25-мильную полосу пустыни, настолько безжизненной, что даже змеи там не водятся. Днем эту зону патрулирует вертолет, по ночам — вышки с прожекторами. В некоторых местах ветер наметает такие высокие дюны, что любой желающий смыться в самоволку может просто уйти за дюны, а ближайшая дорога — всего в 2–3 милях. Паттерсон уехал ночью. У него, само собой, были карта и компас, и он вел машину с выключенными фарами. Это опасно. Если бы он заблудился, то береговой патруль мог бы его и не найти или найти уже одни кости. Не знаю, как он стащил джип, но на базе столько машин — какой-нибудь джип вполне может отсутствовать пару дней, и никто ничего не заметит. Смотрите, «геркулес» садится. — Он показал в небо, и Гейл увидела, как плавно спускается на посадочную полосу большой транспортный самолет, вроде того, что доставил на базу прошлой ночью ее и Джо.