Она не ответила. Затвор аппарата продолжал щелкать и щелкать. С тех пор, как он два года назад подписал контракт с газетой, Джеку приходилось делать снимки автокатастроф, трупов самоубийц, убитых жертв, а один раз даже целого святого семейства чиканос, которые полностью сгорели, обуглившись до черноты во время взрыва газа в доме с неисправной газовой системой.
Трейс печатал его снимки, потому что они соответствовали девизу газеты: «Мы печатаем все, что видим!» Джек ко всему этому привык, потому что был профессионалом и ему необходимы были деньги для работы над своими фильмами. Лос-анджелесский «Тэтлер» был одной из последних газетенок типа «море крови», и иногда Джеку преходилось снимать и в самом деле труднопереносимые вещи. Он крепко сжимал зубы и полагался на мускульный рефлекс пальца, нажимающего на спуск затвора.
«Если это часть существования людей, — говаривал Трейс, — то в нашей газете для этого найдется место».
«Но здесь совсем другое, — подумал Джек, делая снимок останков леди в зеленом платье. — Старое зло в чистом виде, или нет — это самое черное зло, какое только может существовать. — По спине его пробежала дрожь. — Добро пожаловать в «Сумеречную зону»[2].
Когда к нему подошла Гейл и тронула за руку, он так резко отскочил в сторону, что вместо кладбища сфотографировал облака.
— Что здесь произошло?.. — спросила она. — Кто… что все это сделало?
— Вандалы. Может, «ангелы смерти» или какой-нибудь культ Сатаны. Кто бы они ни были, но поработали они здесь уверенно, усердно. Мне приходилось раньше иметь дело с вандализмом на кладбище — ну, знаешь, перевернутые надгробья и так далее — но никогда ничего подобного! Боже, ты только посмотри!
Джек по широкой дуге обошел пару раскрошившихся скелетов и достиг массивного склепа, построенного из речного камня. Вся верхушка его была сорвана. Он заглянул внутрь и ничего там не обнаружил, кроме слоя пыли и каких-то истлевших тряпок на самом дне. Пахло сырым и затхлым, как в высохшем колодце. «Чья же это усыпальница? — подумал он. — Тирон Паур? Сесил Б. Де-Милл?» Кто бы здесь ни лежал, теперь он превратился в пригоршню праха, серой пыли. Он сделал шаг назад, чтобы сфотографировать склеп, едва не споткнувшись при этом об ухмыляющийся скелет в темном костюме.
В нескольких ярдах от Джека стояла Гейл, глядя на разрытую могилу. Сделанная красивыми буквами надпись на надгробии гласила: «Мэри Конклин». В грязи на дне могилы были разбросаны желтоватые кости, соединяемые теперь лишь паутиной полуистлевшей тончайшей ткани.
— Джек, — сказала Гейл тихо, — кажется, это не просто вандализм.