Кстати, мы уже и приехали. Не дав больше мне сказать и слова, он протянул руку для прощания и вылез. Нет, в этот раз я не расстроился. Жалко только времени и бензина. Километров десять проехал зря, плюс десять обратно. Надо было предложить ему рассчитаться.
А еще я заметил однажды на остановке Верочку Пылаеву, красавицу, точнее, красотку, в которую многие были влюблены, особенно на первом-втором курсах, в том числе и я. Самое примечательное в ней было — глазки: они постреливали-посверкивали вперед и по сторонам, но никогда не смотрели в лицо собеседнику. Она первой из наших девочек вышла замуж за какого-то лейтенанта и, казалось, сделала очень правильный выбор, даже по внешности была типичной женой молодого офицера, но — первой же и развелась с мужем: послали служить на Дальний Восток, на «сопку», а на это Верочка была не согласна: замужество она понимала как удовольствие, а не как испытание на прочность. Сперва я проехал мимо: не хотелось бы рассказывать ей о своем жалком положении, но тут же развернулся и через минуту притормозил рядом с ней. «Вера!» — позвал, опустив стекло. Она тотчас, стрельнув глазками, показалось даже, мимо меня, впорхнула в машину, счастливо рассмеялась и чмокнула меня в щеку. «Ты меня отвезешь? Я так спешу, так устала, я так рада!» — «Конечно, отвезу, где ты живешь?» — «Ох, как я рада! В Зеленом Луге живу, на Калиновского. Расскажи о себе!» — «Нет, ты расскажи». — «Ох, что мне рассказывать? Я опять развелась». — «В который раз, Вера?» — «Да в третий. Полгода пожили вместе. Больше не пойду замуж. Если что — только в гражданский брак, надоело. Перед мамой стыдно. Ну, а вы с Катей? Мы с девочками часто вспоминаем вас. Мы считали, что вы уехали в Израиль». Я даже притормозил: мы? В Израиль? Почему?.. Верочка, похоже, смутилась. «Ну, как же. Здесь такой развал. Все, кто может, уезжают. Вон Аркаша Губерман уехал в Штаты, Дина Раскина в Израиль. Все довольны. Я бы тоже уехала, если б хоть бабушка была еврейкой. Или Катя не хочет?» Я с любопытством взглянул на нее. Профиль у нее был птичий, но по-прежнему хорошенький. «Так ты считаешь, что я еврей?.. Все твои подруги так считают?..» Она как-то неопределенно пожала плечиками. Все-таки она была хороша, жаль, что не ответила мне взаимностью. «Даже Стрепетова Г аля эмигрировала, хотя нисколько на еврейку не похожа, — продолжала она, — скорее, на узбечку. Нашла в архивах документы, что бабушка была еврейка. Интересное время, да? Раньше скрывали свое еврейство, теперь доказывают.» На вопрос мой Верочка не ответила. А я подумал: ну и ладно! Буду евреем. Интересно, что ни в школьные годы, ни в студенческие меня евреем не считали, то есть не находили похожести, а вот теперь... Может быть, это результат безденежья? Правильнее, психологического унижения из-за безденежья?