А может быть, я неосознанный антисемит? Ухлестывали за Катей и другие ребята, однако возненавидел я только Арнольда. Хотя, конечно, и тех не полюбил.
Но когда стало ясно, что она — моя, я всем посочувствовал и всех простил. До сих пор гляжу на нее и радуюсь: моя! Красавица — вот причина. Ну и конечно, умница, хотя, если честно, это не имеет никакого значения. Кажется, даже будь круглой дурой, все равно любил бы ее. Она приходила с работы раньше меня, и когда я открывал дверь, выглядывала из кухни: «Привет!» — и снова исчезала. Жизнь тотчас расцветала всеми возможными красками. Мне постоянно хочется смотреть на нее, а когда толчемся в кухне, готовя ужин, каждое случайное прикосновение приносит удовольствие. Кажется, в психологии это называется тактильный голод: хочется обнимать ее, прижимать к себе, тискать, мять. Что еще надо для счастья? Ничего. Да и счастья не надо. Вполне достаточно вот этой молодой женщины. Что такое счастье — неясно, а женщина — вот она: след муки на щеке, локон у глаз, мочка уха, словно награжденная за идеальный рисунок дорогой сережкой. Нет, не дождаться мне урочного часа, когда мы выключим свет!
Катя была на втором курсе, когда я взялся ухаживать за ней. Все бросил на карту, от своих скромных спортивных достижений до жалкой стипендии, которую пускал на регулярные походы в кафе. Торчал и в комнатке ее общежития. Однажды вошел — спит поверх постели: ночь провела без сна перед экзаменом и теперь, ожидая меня, прикорнула. Надо бы подать голос, но так покойно было ее лицо!.. Я тогда увлекался Буниным, «.и тихо, как вода в сосуде, стояла жизнь ее во сне», тотчас вспомнил. Проснется — произнесу. То есть, тщеславился перед Катей как мог. Дыхание ее было ровным, почти неслышным, но заметно, что она все глубже погружается в сон. И вдруг проснулась, увидела меня, вздрогнула — испуг, почти паника отразились на лице. Этот ужас, страх неконтролируемости живет в ней по сей день: войди в кухню, когда она сосредоточенно готовит некое блюдо, — вздрогнет, ужаснется, будто увидев преступника. И сама же долго смеется. Такая вот у меня замечательная девушка. Так что Арнольд много потерял.
Первый год нашей совместной жизни мы всегда спали голые, но не потому, что провоцировали сексуальность друг друга, а потому что любое прикосновение приносило удовольствие. Между прочим, Ваня как-то сказал, что они со Стешей и днем, по крайней мере в выходные, ходят по квартире нагишом, наслаждаясь совершенством тел друг друга, но мы с Катей до такого уровня откровенности недотягиваем. Кстати, когда я шел к нему за деньгами, подумал: открою дверь, а они голые. Привет!.. Ну, не знаю. Разве что Стеша набросила халат, а Ваня успел застегнуть пуговицы. Но, скорее всего, тот период у них миновал.