Сеня составлял возле стены какие-то коробки. Выцветшая футболка облегала его худощавое тело, на руках вздувались вены, когда он поднимая, забрасывал очередную коробку. Старые, свободные джинсы болтались на нем, открывая плоский живот. По мальчишески выпирали лопатки и ходили ходуном, когда он возился со своими коробками. Рядом стояла Людки что-то отмечая в списке, который приладила на картонку.
– Все у тебя не как у людей, – выговаривала она ему, не забывая считать коробки и ставить в списке очередную галочку. – Толку-то, что ты в институте учишься. Вот на черта тебе та учеба, если от нее проку никакого. Что-то я не замечала, чтобы ты хоть немного поумнел. Вон, Рафик на рынке в два раза больше нас с тобой, вместе взятых, получает, а никаких институтов не кончал. Образование семь классов в родном ауле и все. Сам мне рассказывал. Уж у него-то ума хватает в полиции лишнего не вякать. Ты же все кому-то, что-то доказать пытаешься. Кому ты, чего доказать хочешь? Мне? Так я безо всякого знаю, что ты бесталанный. Стоило мне оставить тебя одного, и ты вляпался в историю. Хоть чему-то тебя в милиции научили, вон как изменился… Слова теперь от тебя не дождешься. Все молчишь, не зубоскалишь. В милиции хорошенько, поди, поучили. Зачем надо было вступаться за эту залежавшуюся стерву? Видишь ли, ей помощь была нужна. Знаем, какая ей помощь нужна. Мне Ренат говорил, что она чуть все наше милицейское отделение к чертям не разогнала. Их начальник до сих пор успокоительное пьет. Вот был бы ты умным, давно бы догадался, что она на тебя глаз положила, а иначе чего ей сюда таскается чуть ли не каждый вечер? Нет, эту коробку в сторону отставь. Я там некондицию сложила. Бабка Клара говорит, что одна она одинешенька, вот и ищет с кем потрахаться. Каждый день в новом прикиде заявляется. Видел какие на ней тряпки, а чего бы ей не разодеваться, на кого тратиться, раз она одна – ни ребенка, ни мужа. У нее одна забота – искать кого бы в постель к себе затащить. Тебя вишь выбрала. А что? Как удобно: молодой, да еще дебил в придачу. Небось еще и денег тебе отвалит и станешь ты альфонсом, Сенечка. Только она не догадывается, что и в постели с тебя никакого толку. С тобой за ночь можно только раз кончить, на большее ты не способен.
– Странно, – задумчиво проговорила я, – а у меня с ним получалось аж четыре раза.
Оба повернулись ко мне. В тусклом свете подсобки их лица казались бледными нечеткими масками с темными дырами вместо глаз.
– Извините, я забыла здесь свою сумочку…
Господи, какая сумочка! Развернувшись, я быстренько покинула магазин. Кто меня дергал за язык говорить такие вещи? Ну, хорошо, я терпеть не могу, когда кого-то так унижают, но ведь разговор не был предназначен для моих ушей. Да и Сеня не из тех, кто не способен постоять за себя, чтобы вступаться за него. Нет! Мне очень надо было вломиться в их выяснения отношений, как слону в посудную лавку. И уж, конечно, как не мне, ни разу не ложившейся с мужчиной в постель, знать сколько раз за ночь у них там это происходит. Бестолочь! Может вернуться и объясниться? Нет, будет только хуже. Сеня не дурак и поймет, что я лила воду на его мельницу и сумеет использовать мои слова в свою пользу.