Она начинает рыться в сумочке, а я спокойно смотрю на нее. Но в душе моей сверкают молнии и кипит ярость. Я в ярости от того, что есть женщины, которым церковь твердит, что Бог ценит брак выше, чем их души, безопасность, свободу. Я в ярости от того, что есть женщины, которых учат, что Бог – это мужчина, а мужчина – это Бог. Я в ярости от того, что есть женщины, которым твердят, что их ужасный брак – это крест на всю жизнь.
Я слышу собственные слова:
– Простите, а что, по вашему мнению, произошло?
– Вы же ушли, верно?
Она ждет моего ответа, и на лице ее появляется покровительственная улыбка. Я никогда не понимала, что означает «покровительство», пока эта женщина не показала мне, что ей вовсе не нужно знать, что со мной произошло, чтобы предложить наилучший выход. Она и не хочет знать. И я понимаю, что церкви не нужно, чтобы женщины имели больше информации.
Я смотрю на стены церкви, и на какое-то мгновение яд этого места становится мне очевиден. Эта женщина говорит со мной не как женщина с женщиной. Она говорит со мной как представитель религиозного института. Для этого института очень важно, чтобы мы с ней никогда не поняли, что есть разница между тем, чтобы уйти от мужчины и уйти от Бога. Мы никогда не должны понять, что есть разница между подчинением Богу и подчинением мужчине. Эта тайна хранится в подобных местах за семью печатями: Бог является Богом женщин точно так же, как и Богом мужчин. Это так. Сохранение этой информации в тайне – отрава. Вот почему женщины здесь больше не поют.
Я смотрю в другую сторону и вижу Тиш вместе с ее классом воскресной школы. Тиш замечает меня, и ее лицо светлеет. И в эту секунду я понимаю, что ничего не должна институту христианства – ни своего здоровья, ни достоинства, ни молчания, ни мученичества. Я не должна отвечать этому месту. Я отвечаю Богу, себе самой и этой маленькой девочке. Никто из нас не хочет, чтобы я принимала трусость за силу, сознательное неведение за верность, а зависимость за любовь. Маленькая девочка не хочет, чтобы я умирала ради нее. Она никогда не просила для себя такого тяжкого груза. Она хочет, чтобы я жила ради нее. Она хочет, чтобы я показала ей, что женщина должна не притворяться, что ее жизнь идеальна, а честно справляться с трудностями. От меня она должна узнать, что в этих четырех стенах нет Бога и что люди, собравшиеся здесь, Богом не владеют. Она должна узнать от меня, что Бог любит ее сильнее, чем любой из созданных в Его хвалу институтов. И она узнает это, только если я покажу ей, что сама во все это верю. Она узнает это, только если я сама узнаю это первой. Она выучит свою песню, только если ее мать продолжит петь.