– Проведу вас, – сказал священник, – обрыв опасный, знаете ли.
Маячки были на местах.
– Довольны? – спросил отец Николай, останавливаясь у могилы философа.
– Да, доволен.
– Ну, а теперь к столу, – гостеприимно пророкотал священник, – а то бульон остынет.
В столовой, аккуратно придерживая черную рясу, отец Николай сел на солидный деревянный стул с высокой спинкой. Дима опустился на такой же.
Вино и водка на столе были, но, узнав, что Дима не останется на ночь, священник распорядился унести графины. Первые минут десять Дима чувствовал себя немного скованно и разговор не выходил за пределы тем о состоянии церкви, возможных проблемах с фундаментом в будущем и удивительно теплом декабре. Но хорошо натопленная столовая, увешанная картинами библейского содержания, и горячий суп с пирожками согрели душу и тело и способствовали неторопливой беседе.
– Отец Николай, хочу спросить…
– Да, спрашивайте, – предложил священник, придерживая бороду, чтобы она не попала в суп.
– Сегодня ваши именины, а когда вы родились? Год мне не нужен, мне дата нужна – я хотел бы поздравлять вас с днем рождения.
Священник стукнул ложечкой, положил надкушенный пирожок на маленькую тарелочку и задумался.
– Вы в Бога верите? – спросил он неожиданно, так что Дима вздрогнул.
– Нет, не верю.
Отец Николай вытер губы накрахмаленной белой салфеткой и приосанился.
– У каждого своя дорога жизни, своя дорога к Богу. Я, знаете ли, пришел к Богу уже в зрелом возрасте.
– А как это случилось? – с неподдельным любопытством спросил Дмитрий.
– Давайте покончим с первым, а потом я расскажу. – Отец Николай снова склонился над тарелкой. – Простите, не люблю холодный суп, особенно зимой.
Разговор они продолжили, когда унесли глубокие тарелки.
– Случилось это после войны, после Отечественной войны, а до нее я воевал на Финской. – Отец Николай ковырнул вилкой картофель – наверное, хотел убедиться, что хорошо прожарен, – и отложил вилку в сторону.
Дима удивленно поднял брови:
– На Финской?
– Да, молодой человек. Даже не знаю, как я дожил до таких лет. Так вот, на Финскую меня провожала любимая девушка, мы вместе учились в школе. Она писала мне письма. Хорошие были письма, – он задумчиво улыбнулся, – они поддерживали меня. Да… С Финской я сразу попал на Отечественную, и летом сорок первого меня тяжело ранило. Очнулся – а надо мной немцы стоят. В немецком плену я пробыл до сорок пятого, а для всех я пропал без вести, так-то… Из плена меня, ну, и таких, как я, прямиком отправили в ГУЛАГ, откуда я чудом выбрался в пятьдесят втором. Приехал домой – я тогда жил в Харькове – родители, понятно, чуть разума не лишились от счастья – я был единственным сыном. А девушка моя к тому времени уже вышла замуж. Вот представьте, прихожу я к ней через столько лет – у нее муж, сын, работа… М-да…