— Нет. По крайней мере сейчас. Следовало бы, мне кажется, подойти к решению проблемы и с другого конца: прикинуть возможных кандидатов уже не в «экспериментальные», а в настоящие жертвы. Надо приглядеться к итальянской политической элите. Если бы оказалось, что в ряде случаев речь идет об аллергиках…
— Ах, так! Понимаю! Что ж, короче говоря, вы направляете меня в Рим. Боюсь, что придется поехать, это, может быть, горячий след…
— Вы собираетесь ехать? Надеюсь, не сразу?..
— Завтра, самое позднее — послезавтра, потому что такое по телефону не передашь…
На этом мы и расстались. Когда у себя в мансарде я раздумывал над концепцией Барта, она показалась мне великолепной. Он выдвинул убедительную гипотезу и выбрался из тупика, вернув проблему на итальянскую почву и тем самым оставляя в стороне вопрос о французской истории с препаратом X. Обнаружил катализатор Дюнан в лаборатории на рю Амели или нет, уже роли не играло. Чем больше я над этим думал, тем сильней утверждался во мнении, что выстрел Барта мог попасть в цель. Препарат X существовал и действовал. Я в этом не сомневался. Как и в том, что такой метод устранения ведущих политиков вызвал бы непредвиденное по своим последствиям потрясение — и не только в Италии.
Эффект был бы сильнее, чем при «классическом» государственном перевороте. И дело одиннадцати вызывало у меня теперь неприязнь, близкую к отвращению. Там, где до этой минуты мерцала непонятная загадка, проступили контуры столь же заурядной, сколь и кровавой борьбы за власть. За оболочкой загадочности скрывалось политическое убийство.
Назавтра я поехал на рю Амели. Не знаю, почему я это сделал. Но около одиннадцати уже шагал по тротуару, останавливаясь перед витринами магазинов. Еще выезжая из Гаржа, я не был уверен, не изменю ли свое намерение, свернув в сторону Эйфелевой башни, чтобы попрощаться с Парижем. Но, едва я выехал на бульвары, как перестал колебаться. Правда, найти рю Амели было непросто, я не знал этого района, не сразу удалось и поставить машину. Дом, где жил Дьюдонне Прок, я узнал еще до того, как увидел номер. Он выглядел почти таким, каким я его себе представлял. Старое, обреченное на снос здание с закрытыми окнами, со старомодными украшениями под крышей, с помощью которых архитекторы прошлого века придавали своим постройкам индивидуальность. Лавки оптики уже не существовало, спущенные жалюзи были заперты на замок. Возвращаясь, я остановился возле магазина игрушек. Пора было подумать о подарках, ведь я не собирался участвовать в дальнейшем следствии. Я решил передать Рэнди информацию, исходящую от Барта, и возвращаться в Штаты. Итак, я зашел, чтобы купить что-нибудь для мальчиков сестры — эта покупка могла служить разумным оправданием моей вылазки на рю Амели. На полках поблескивала наша пестрая цивилизация в уменьшенных размерах. Я искал игрушки, памятные по собственному детству, но здесь была одна электроника, установки для запуска ракет, крошечные супермены в атакующих позициях дзюдо и каратэ. Дурачок, сказал я себе, для кого, собственно, ты покупаешь игрушки? Я остановил свой выбор на парадных касках французских гвардейцев с плюмажами и игрушечной фигурке Марианны, так как в Детройте этого не было. Нагрузившись покупками, зашагал к машине и тут заметил на углу кондитерскую с белыми занавесками. В витрине отливал бронзой сооруженный из жирного миндаля Везувий. Он напомнил мне о тележке, мимо которой я проходил, направляясь из гостиницы на пляж. Я не был уверен, понравится ли горьковатый миндаль мальчишкам, но вошел и купил несколько кульков. Любопытно, подумалось мне, что именно здесь со мной попрощался Неаполь.