- Ну, на Кину оранжевые горы.
- А какие они? - допытывалась Бетти-Энн. (Нет, не надо ни о чем больше думать, только слушать!)
- Потерпи, это надо видеть своими глазами. Мы обычно проводим там целый день.
- День?..
- Для оранжевых гор это не так уж много, - сказал Дон.
- Нет, не то... Разве можно все как следует увидеть за один день? - спросила Бетти-Энн.
- Я не совсем тебя понимаю, - сказал Дон.
- Но мне хотелось бы по-настоящему узнать эти оранжевые горы. А реки там есть?
- Право, не знаю... Там есть реки, Робин?
Не отрываясь от пульта управления, Робин негромко откашлялся.
- Что-то я не заметил.
- Тут все дело в красках, Бетти-Энн, ты разве не понимаешь? - сказал Дон. - Цвет сам по себе.
- Верно, - подтвердил Робин. - Краски. Это главное.
Под ними яростно дыбились густо-зеленые и серые воды океана, белая пена вскипала и пузырилась, точно в пасти бешеного пса. А дальше воды синели, хрустально искрились, потом густая синева посветлела, успокоилась, простерлась нежно-голубой обманчивой гладью. Крошечный пароходик выпустил из трубы утренний дымок. А впереди, совсем близко, ждала ночь: ракета обогнала солнце.
- Всегда есть на что посмотреть, - вдруг сказал Дон. - На свете так много всего.
Бетти-Энн пошла в хвост корабля.
- Странная она, - безмолвно сказал Дон Робину. Робин неотрывно глядел вниз, на океан, освещенный луной.
- Вижу Большой Корабль, - сказал он.
И круто направил ракету вниз. Навстречу взревел океан. Робин выровнял ракету.
- Входной люк открыт, я вижу, - заметил Дон.
Бетти-Энн посмотрела вниз, на серебряный корабль. Он легко покачивался на волнах, огромный входной люк зиял, точно жадная разверстая пасть, и весь он - гладкая и сверкающая тюрьма, готовая ее поглотить.
Окажись она сейчас дома, она сказала бы Дейву и Джейн, что почувствовала себя плохо, заняла у Джун денег и поскорей поехала домой, потому что боязно болеть в колледже, среди чужих. А потом, когда придет письмо, она разорвет его и скажет, что все уже прошло, и вернется в колледж. Она пропустит всего неделю или около того, и ей разрешат продолжать ученье, только сперва пожурят, скажут, что она очень глупая, - если заболел живот, надо было обратиться в студенческую амбулаторию, а не ехать больной, чуть ли не через весь континент, вдруг бы это оказался аппендицит! Притвориться больной несложно, ведь она теперь хорошо владеет своим телом и сумеет изобразить любой, симптом.
И тут она поняла, какая удивительная сила заложена в ней. Пока, за эти немногие часы, она узнала еще только самую малость. Что таится в глубине ее существа? Много ли ей ведомо такого, о чем доктора и не подозревают? Такого, чего даже и вообразить не могут художники? Такого... Она подумала о старике Кларке - о том, что так грозно, неотвратимо растет у него внутри.