«Да, скотина и свинья. И трус вдобавок. Потому что прекрасно знаешь, ЧТО Мишка напишет тебе в ответ. Но… Что же ещё можно было сделать? Ведь для Насти всё же лучше, я надеюсь, жить со мной, чем в приживалках у тётки под Витебском! Она сама сколько раз говорила об этом, а лгать она совершенно не умеет. Да и нужды нет! И я никогда не лгал ей, она знает, почему я женился… Ни о какой любви и речи не было… Но разве я первый, разве последний?..» Но тут, словно в ответ на эти мысли, Никита так отчётливо представил себе лицо своего друга, что по спине пробежали мурашки.
«Мишка, ей-богу, шёл бы ты к чёрту! – с тоской подумал он. – Сам бы вот посидел в одиночестве целую зиму! В глухой деревне, без книг, без развлечений, с одним вечно пьяным Кузьмой в сенях и дурой-кухаркой… Поглядел бы я на тебя тогда! И моя Настя жила так же. С пьяницей-отцом, который часа в своей жизни о ней не думал! Без приданого, без малейшей возможности устроить свою судьбу… На этаком безрыбье и я оказался жирным карасём – так кому же от этого плохо? Жизни ты не нюхал, брат, у маменьки да старших братьев под мышкой, так что заткнись!»
Но тут же Никита вспомнил, что Мишка на войне наглотался этой самой жизни по горло. И его теперешнее сибирское житьё навряд ли веселее, чем болотеевские вечера. Душу окатило жаркой волной стыда. Шёпотом выругавшись, он нагнулся, опустил ладонь в сочащуюся росой холодную траву, с силой провёл по лицу – и это помогло. Решительно приказав себе не сходить с ума, Закатов зашагал к табору.
«Ты женился на этой девочке… Без обмана, без любви, без долгих размышлений… Но дело сделано, и вам вместе теперь жить до смерти. Что ж, любовь хороша в романах, а в жизни мало кому эта роскошь доступна. Обычно приходится обходиться чем есть. Твои собственные мужики женят сыновей потому, что им надобна молодая баба в хозяйство. И ты сам женился примерно по той же причине. Вероятно, это свинство, недостойное образованного человека. Мишка тебе именно это бы и сказал… И ещё много чего, потому ты и боишься ему писать… Но дело сделано, – снова повторил он себе с намеренной жёсткостью. – Третий год Настя носится по твоему Болотееву и по усадьбе, приводя их в порядок. Без неё всё давно бы развалилось! А так – девичья занята делом, мужики боятся пьяными на глаза барыне показаться. В доме чистота, на кухне Власьевна генеральствует. Холстов на пятьсот рублей продали в этом году… И, слава богу, никакого дранья на конюшне, даже девок за косы не таскает! И без этого вся дворня стоит навытяжку и исполняет всё, что велено… Так что ж тебе ещё надобно? Где ты ещё, дурак, сыщешь такую супругу? И кто бы за тебя пошёл с твоей полусотней нищих душ и с расстроенными делами? Не она тебе, а ты ей должен быть благодарен до смертного часа, – а что на деле, Закатов? А на деле – пшик и пустое место. О том, что жена пятый месяц беременна, узнал по недоразумению! Хорош, нечего сказать… Ох, Мишки на тебя нету! Женат почти три года, и – какая радость ей от тебя? Ни одного подарка, ни одной тряпки… в гости ни разу не вывез! Но она же и не просила… Чёрт их разберёт, этих женщин, чего им надобно? Она сказала: «Вы не рады…» Разумеется, я настолько ошалел, что где же тут радоваться… Но, вероятно, надо было изобразить хоть какой-то восторг… А как же это делать, если актёрских способностей – ни капли? Даже в живых картинах не участвовал никогда… Вот ведь дьявол, и что поделать-то теперь?»