– Хасбулат, скажи Афанасий Егорычу – Ефимка Силин пришёл, набегамшись. Куды девать распорядятся?
– Жды, – черкес исчез. Через минуту дверь открылась снова.
– Заходы.
Брагин сидел за столом перед стопкой бумаг. Когда Ефим вошёл и молча поклонился, начальник завода взглянул на него без особого удивления и, казалось, неприязненно:
– Явился, смотри ты… Спасибо, Авдонин, ступай.
– Слушаю, ваше благородие, – дверь закрылась.
Некоторое время начальник завода и беглый каторжанин смотрели друг на друга. Затем Брагин пригласил:
– Ну, садись, зелёные ноги.
Ефим молча уселся на пол у стены.
– Тебя рысь, что ли, порвала?
– Росомаха.
– Знатно, нечего сказать… Голодный? Эй, Хасбулат! Принеси ему щей… И хлеба, коли Захаровна отжалеет.
При слове «щи» у Ефима так повело голову, что он, не выдержав, закрыл глаза и прислонился затылком к тёплой бревенчатой стене. «Всё… Помру сейчас… Не дождусь… Господи, пожрать по-людски!!! А потом пущай хоть дерут, хоть вешают…»
Дождался. И ел, сидя на полу, тёплые, густые солёные щи с мясом, стараясь глотать поаккуратней. Не спеша откусывал от горбушки и едва удерживался от зверского желания вылить в рот всю миску разом. Но щи всё равно кончились мгновенно, и бесстрастный Хасбулат тут же забрал миску. Ефим проводил её тоскливым взглядом.
– Позже дам ещё, но не сразу, – пообещал Брагин. – А пока потерпи, иначе живот перекрутит. Сколько дней у тебя там саранки аукаются?
– Десятый, барин, – хрипло, не открывая глаз, сказал Ефим. – Благодарствую.
– А рассчитали-то они весьма точно, – произнёс Брагин непонятную фразу. Затем негромко сказал что-то черкесу, и тот исчез.
– Сейчас придёт доктор Иверзнев, посмотрит твои ранения. Угораздило тебя, однако…
Ефим тут же открыл глаза. Тревожно посмотрел на Брагина.
– К чему доктора-то волновать посредь ночи, барин? Пущай Устька моя придёт…
– Устинья нездорова, – коротко сказал, не поднимая взгляда от своих бумаг, начальник, и у Ефима дёрнулось сердце.
– Воля ваша, барин… Не может того быть, – сглотнув вставший в горле ком, выговорил он. – Сроду она не болела… С чего это?
Брагин не ответил, а Ефим не решился спросить снова. И ждал, сидя на полу, с закрытыми глазами, пока не скрипнула дверь и знакомый голос не спросил:
– Вы меня приглашали, Афанасий Егорович? Ваш черкес велел взять саквояж. Что тут стряслось?
– Простите, Михаил Николаевич, что так поздно. Но как бы ему за ночь вовсе худо не сделалось. Говорит – росомаха напала в лесу.
– Что значит «росомаха в лесу»? Кто это? Можно ли свечу мне сюда?
Пятно света приблизилось, и Ефим был вынужден поднять голову. На него изумлёнными глазами смотрел Михаил Иверзнев.