– И Серёже тоже, верно?
– Ох… – Варя покачала головой. Помолчав, пожала плечами. – Правда, не решилась сама письмо отнести. Вы бы ещё расспрашивать взялись…
– Ещё бы! Разумеется, взялась бы! И я, и маменька!
– Ну вот, сами видите… А у нас с тятей такие обстоятельства сложились, что срочно ехать надо было… И я… Решилась вам написать и письмо с Гапкой передала… да, видать, не добралось оно до вас. И после ещё прямо из Москвы присылала…
– Да как же такое может быть?.. – недоверчиво сдвинула брови Аннет.
Но в это время её негромко окликнула княгиня.
– Аннет, подойдите… Взгляните!
На стене у окна, освещённые свечами, висели два портрета. С них смотрели девичьи лица, и, взглянув на одно из них, Аннет восхищённо ахнула:
– Это я! Да, Варенька?! Я?!! Боже мой, боже, какая прелесть! Я же тут сущая итальянка!
Это действительно была Аннет – в простом белом платье, с цветами жасмина в чёрных кудрях, с нотами в руках. Художнице удалось удивительно точно передать простую и искреннюю улыбку бобовинской барышни, тёплый, чуть насмешливый взгляд её чёрных глаз, ямочки на загорелых щеках. А рядом с холста без рамы смотрели светлые глаза Александрин. На портрете приёмная дочь княгини выглядела старше своих лет, печальнее и строже. На её некрасивом лице не было привычной маски высокомерности, но сквозь надменную улыбку виделась затаённая боль и глубокая, тяжёлая тоска. И в то же время это была Александрин – её тонкие нервные черты, её привычный поворот головы, очерк узкого подбородка. И даже волосы слегка выбивались слева над виском, как в жизни: все домашние знали, скольких слёз стоила Александрин эта непокорная прядка, портившая любую причёску.
– Боже мой… – тихо сказала Вера, останавливаясь перед портретом. – Боже мой, Варя… Ты… Ты действительно большой художник! Как ты смогла понять, почувствовать… Вы ведь даже подругами не были никогда!
– Сохрани меня Господь от подобной дружбы! – послышался звенящий от презрения голос, и Александрин встала перед собственным изображением. – Позволь тебя спросить, голубушка, когда это ты видела у меня такое лицо? Будто я сейчас зареву как корова! Слава богу, я ещё умею держать себя в руках на людях! Кто тебе дал право так бездарно малевать меня? Да ещё вывешивать свою мазню на продажу?!
Стоящий рядом Николай чуть слышно фыркнул, но сестра сердито сжала его локоть. Вера резко повернулась к приёмной дочери.
– Александрин, умоляю, ведите себя прилично! – послышался её негромкий гневный голос. – Где ваше воспитание? Мы в гостях, и я не позволю вам оскорблять хозяев этого вечера! И смею напомнить, что вы сами пожелали ехать сюда! Хотя мы все отговаривали!