Приняв решение, я начинаю подготовку к завтраку. Тосты и чай в кровать – отличное начало дня. Я намазываю тост маслом и джемом, наливаю в кружки чай с молоком, ставлю все на поднос, хранившийся в глубине буфета. За окном виднеется любимый садик Эда, и это наводит меня на мысль. Я открываю заднюю дверь, прямо в пижаме шлепаю в сад, срезаю розу с куста в стоящем на патио горшке, ставлю розу в стакан с водой, а стакан – на поднос. Так-то лучше.
Я беру поднос и возвращаюсь в спальню. Сейчас семь утра. Так или иначе, Эду скоро пора вставать. Но у меня больше нет сил ждать. Я ставлю поднос на одеяло и целую Эда в шею. Он подпрыгивает от неожиданности и, перевернувшись на другой бок, удивленно таращится на меня.
– Неужели я проспал? – Он трет глаза, бросает тревожный взгляд на часы.
– Нет-нет. Все в порядке. Еще рано. Я просто принесла тебе чаю.
Эд подозрительно косится на поднос:
– А с чего это вдруг?
Я пожимаю плечами:
– Не знаю. Просто подумала, что было бы неплохо позавтракать вдвоем в постели.
– Ну ладно. Спасибо. – Он насмешливо смотрит на меня. Хотя кто ж его за это осудит? – Правда, особо разлеживаться некогда. Пора собираться на работу.
– Да, я в курсе. – Я забираюсь под одеяло и, когда Эд садится, ставлю поднос нам на колени.
Поднос качается, кружки скатываются в сторону Эда.
– Осторожнее! Смотри, у тебя все льется, – хмурится Эд, поправляя кружки.
Я прихлебываю чай, откусываю тост. Пару минут мы с Эдом молча жуем. Из окна мне виден кусок нашего сада и клочок неба над крышей соседнего дома. Небо пронзительно-голубое, редкие перистые облака едва ли способны уменьшить жар солнца. Посаженные Эдом пару недель назад подсолнухи, которые уже дотягиваются до подоконника, качаются на легком ветру. Я вздыхаю.
– Какой тяжелый вздох! Что-нибудь не так?
Боже, если бы он только знал!
– Да нет, все отлично. Просто задумалась.
– Много думать вредно.
– Ха-ха! – Я замолкаю, а потом говорю: – Вот было бы здорово прогулять работу и остаться сегодня дома.
– Да, здорово. Похоже, сегодня на улице будет адское пекло. – Эд, прищурившись, смотрит в окно.
– А что нам мешает остаться здесь?
– Ты чего?! Нам обоим пора на работу.
Я поворачиваюсь к Эду:
– Да, знаю. Но тебе никогда не хотелось устроить праздник непослушания? Сказать на работе, что ты заболел, и провести день здесь – в постели, в саду, – побыть немного вдвоем. В последнее время нам это не часто удавалось.
Я изо всех сил стараюсь, чтобы Эд не услышал в моем голосе отчаяния, но понимаю, что говорю, захлебываясь словами, которые звучат неестественно громко. Да, похоже, актриса я еще та. Эд награждает меня странным взглядом: