Несколько секунд я лежу так, и мне кажется, будто таким образом становлюсь ближе к ребенку, о котором еще несколько часов назад даже и не подозревала. Он целых двенадцать недель рос без моей помощи, и я пытаюсь представить, как он выглядит. Есть ли у него оформившиеся черты, или это просто комок вещества? И напомнит ли мне ребенок моего Эда, когда я впервые увижу его? Будут ли у ребенка его глаза, нос, рот?
Подушка становится мокрой от слез, но я не вытираю их. Ужасно не хочется отрывать руки от живота.
Минута идет за минутой, комната дышит спокойствием. Ни воя машин, ни гудков, и никого рядом. Только я и мой ребенок, и немолчный больничный гул за дверью. Затем я слышу какое-то тихое поскрипывание и перевожу взгляд в сторону двери, она медленно-медленно открывается.
– Привет!
Я вижу знакомое лицо и улыбаюсь:
– Привет, мам. Почему ты так странно крадешься?
– Прости, милая. Я не знала, спишь ты или нет. Не хотелось тебя будить. – Мама входит в палату и присаживается на край постели. Матрас слегка прогибается под тяжестью маминого тела, я скатываюсь ближе к ней. – Как ты себя чувствуешь?
Минуту-другую я обдумываю ответ. Как я себя чувствую? Счастливой, печальной, испуганной, взволнованной, озадаченной… и даже больше того.
– Мам, мне страшно.
Она сжимает мою руку:
– Ох, милая моя девочка.
– Мне бесконечно жаль, что Эду не суждено увидеть это. Увидеть наше дитя. – (Мама молча кивает.) – А что, если я не справлюсь одна?
– Ты о чем?
– Ну я ведь еще никогда не была мамой, но всегда думала, что если у меня будет ребенок, то мы с Эдом будем нянчить его вместе – кормить, баюкать, менять подгузники. Мне даже в голову не могло прийти, что я буду делать это одна, я… – Мой голос прерывается.
– Да, я тебя понимаю. Понимаю. Но мы с твоим папой сделаем все возможное, чтобы помочь тебе. И Беки тоже.
– Спасибо, – шепчу я.
Однако я не сказала ей и половины того, что чувствую на самом деле. Я чувствую себя опустошенной, словно пустая раковина; я боюсь, что во мне не осталось достаточно любви, чтобы подарить своему ребенку; боюсь, что боль утраты будет постоянно напоминать о себе и в результате я не смогу стать хорошей матерью. Подведу свое дитя. Так же, как подвела Эда. Ведь я была обязана его спасти, чтобы прямо сейчас он мог быть рядом с нами.
Но ничего этого я не говорю. Я медленно кладу голову на подушку, закрываю глаза, делаю вид, будто засыпаю. Мама встает и тихонько выходит из комнаты.