Пик и Хик, или приключения братцев-невеличек на лесных дорогах и в голубом подснежном городе (Яковлев) - страница 2

— А почему один молодой человек плачет?

— Ему холодно.

— Холодно? — удивился Белый Заяц. — Но разве от слёз бывает теплее? Мокрые зайцы больше зябнут, чем сухие. А когда холодно, они бегают. Плакать — последнее дело. Неужели у людей всё наоборот?

— Нет, — сказал Хик. — У людей тоже мокрые больше зябнут. И они тоже бегают, когда им холодно. Или пляшут. А ещё работают — им некогда зябнуть. Но мой братец не умеет не плакать.

— Не умеет? — ещё больше удивился Заяц. — А как же он будет жить?

— Не знаю. Только он всегда плачет: и когда темно, и когда холодно, и когда жарко.

Белый Заяц ещё не встречал таких чудаков, которые всегда плачут, и не знал, что сказать. Сидел и молча шевелил губами.

Может быть, он что-нибудь и придумал бы, но тут из-за ёлок будто рыжим огнём полыхнуло.

— Тихо! — прошептал Заяц. — Главное — не пищать. Это Лиса, она не любит писка.

Он прижался к дороге и замер.

— Что же нам делать? — спросил Хик.

— Ладно, скажу, что делать. Видите дырку в снегу? Там ходы подснежные, дойдёте по ним до избушки… А мне некогда. Мне надо бегать, надо петли делать — хитрую Лису запутывать…

Заяц подбросил себя вверх и упал далеко от дороги за высокий куст. Только его братья и видели.

Лиса будто играла на поляне. То подкрадывалась к кому-то, то прыгала, скалила зубы и рыла снег. Из-под лап тучей летела снежная пыль.

— Страшно! — пропищал Пик. И Лиса встала как вкопанная, задвигала ушами. „Она не любит писка!“ — Хик вспомнил слова Зайца, зажал братцу рот и потащил к подснежному ходу.

— Пойдём, посмотрим, что там, под снегом, делается.

Но едва он втолкнул братца в тёмную лазейку, примчалась Лиса. Братья бежали, а на головы им сыпались льдинки — позади всё рушился и рушился потолок снежного хода. Здоровенная рыжая лапа вот-вот зацепит кривыми когтями.

Пик, наверно, пищал, но брат закрыл ему рот ладошкой так крепко, что не слышно было ни одного, даже самого слабенького звука. Лиса отстала.

Тогда Хик снял ладошку с лица Пика и сказал:

— Вот видишь, как славно можно удирать от этой рыжей красавицы! Только в другой раз сам зажимай себе рот, если будет страшно.

Теперь они шагом пробирались по узенькой снежной дороге. Когда глаза немножко привыкли, в голубом, точно лунном свете видно стало, что тут не один, а много ходов — и слева, и справа. Точь-в-точь улицы подснежного города. Но не слышится в нём ни голоса, ни музыки, ни смеха. Лишь шорохи по сторонам: пробегал кто-то невидимо и быстро.

Долго брели братья по улицам и переулкам — ходам и переходам. И Пик всё больше надувал губы, похныкивал тихонько: