– Ну отчего же, – наконец нашел он в себе решимость возразить. – Как раз я привык платить за то, что получаю. Хотя личные отношения – не аукцион, здесь не надо торговаться. Здесь принято доверять друг другу без выставления предварительных счетов.
– Я знаю только одно, – взяв вдруг свой привычный суховатый тон, заявила она. – В личных отношениях принято выбирать между одним и другим. А тот, кто пытается усидеть на двух стульях, не вызывает доверия. Можешь понимать это как тебе угодно, я ничего больше не намерена объяснять. Я и так наговорила много лишнего.
Она поднялась. Георгий расплатился, и они вышли на свежий воздух. Небо было ясное и звездное, но мелкая снежная пыль сыпалась откуда-то сверху, сверкая под светом фонарей.
Марьяна отказалась садиться в машину, сказав, что хочет пройтись. Георгий настоял на том, что проводит ее. Она шла молча и быстро, не глядя в его сторону. Когда они оказались у подъезда, протянула руку, прощаясь, как на официальном приеме.
– Спасибо за вечер и забудь, пожалуйста, все, что я наговорила в кафе, – я страшно жалею об этом.
Георгий вдруг ясно осознал, что не может допустить, чтобы за ней осталось последнее слово. Он решительно взял ее за плечи, притянул к себе и поцеловал.
Губы у нее были холодные и твердые, отдающие парфюмерным вкусом помады. Она, видимо, так растерялась, что поначалу безвольно обмякла в его руках, отвечая на поцелуй. Но затем опомнилась, уперлась ему в грудь кулаками, испуганно повторяя: «Прекрати, прекрати».
Георгий расцепил объятия, и она тут же бросилась в подъезд, захлопнув дверь перед его носом, словно боялась, что он погонится за ней.
Развернув платок, Георгий стер помаду возле рта, поднял к небу разгоряченное лицо. Чувствуя прохладные прикосновения падающих на щеки снежинок, он вспомнил поросенка на блюде, свой разговор с Вальтером за шахматами и кроткое, печальное лицо Марьяны, такой женственной и беззащитной, какой он ее не видел, пожалуй, никогда.
«Самурай должен преодолевать свои слабости», – прочитал он на рекламном плакате, попавшемся по пути, хотя, вероятно, там упоминался рай и сладости. Он подумал тут же, что ад бывает внутри, но рай всегда снаружи, и чаще всего – в другом человеке, которого невозможно присвоить до конца. Затем он подумал, что райские врата напоминают офисные турникеты – пропуск работает только на выход. И что женщине зачем-то всегда нужно выпытать у мужчины всю правду, чтобы услышать ее с три короба.
Он понимал, что думает обо всех этих посторонних вещах, чтобы отложить решения, которые требовали вполне конкретных действий с его стороны. При этом он уже знал, что рано или поздно решения будут приняты, так как сегодня и он, и Марьяна уже начали нащупывать точку компромисса.