— А на землях Румелии неспокойно, — всматриваясь в доску, как бы невзначай, проронил визирь. — Бунты вспыхивают один за другим.
Это задело больную струнку бея: из-за стянутых к Эдирне войск у него не хватало солдат для подавления мятежей.
Визирь же продолжал, как бы не замечая эффекта от своих слов:
— Турецкий воин отважен, силен и умел. Он свободен от рождения, не связан грязной работой, кормится трудами своих батраков и потому всегда готов сражаться на стороне своего господина. Но мне становится не по себе, когда я представляю нашу доблестную армию, влекущую за собой огромный хвост голодных грабителей, едва способных отличить боевую саблю от ножа мясника. Выдержанному вину, в которое по недосмотру плеснули уксуса, место не на праздничном столе, а в сточной канаве!
Бейлер-бей прикоснулся кончиками пальцев ко лбу.
— Аллах до необычайных высот вознес твой разум! Сознаюсь, мудрейший, ко мне не раз приходили сомнения по поводу численности созываемой армии. Но только выслушав тебя, я понял, как пагубны заблуждения определенной части придворных из окружения султана. Безусловно, большая армия опасна сама по себе. Опасен и призыв к джихаду. Тем более, что если он не будет поддержан другими правоверными правителями, это нанесет ущерб престижу нашего государства. Даже происки врагов принесли бы меньше вреда.
Визирь кивнул ему со снисходительной усмешкой. Но вдруг улыбка задеревенела на его губах. Чтобы скрыть волнение, он приподнял молоточек и стукнул им по подвешенной серебряной пластине.
"А ведь он прав!» — неожиданно озарило его. — «Вывод настолько прост и очевиден, что лишь потому я не сообразил сразу: что не выгодно нам — на пользу византийцам. Это они, их шпионы мутят народ, распускают слухи о джихаде!»
И силясь отогнать всплывшее из глубин памяти лицо Феофана, он обратился к склонившемуся перед ним в поклоне дворецкому:
— Вели нести сюда вина и угощений. Зови музыкантов и танцовщиц. Мы желаем весело провести остаток дня.
Затем с улыбкой повернулся к паше.
— Если, конечно, наш уважаемый гость не торопится распрощаться с нами.
Караджа-бей с негодованием отверг это предположение.
Прошло не менее часа. Настроение бейлер-бея заметно улучшилось. Он откровенно блаженствовал, обхватив одной рукой гибкую талию танцовщицы, другой — ласково поглаживая коротко остриженную голову мальчика-прислужника.
Халиль-паша с ироничным удивлением, как-будто впервые, разглядывал лилейное личико своей любимой наложницы, чьи губки невинно пролепетали набивший оскомину вопрос о джихаде. Вот как, и она тоже? Неужели лазутчики Феофана прокрались даже в его сераль?