Люди стонали, плакали, рыдали. Матери закрывали своими телами детей, мужья рвали из чужих цепких рук своих жен. Рассвирепев от криков и сопротивления, захватчики в ущерб себе замахали саблями.
Дикий животный рев повис под высокими сводами храма. Вид крови еще более возбуждал остервеневшую от собственной жестокости солдатню и наскоро растерев немеющие от усталости руки, они начинали вновь рубить безоружную массу горожан, вымещая на них всю злость от неудач двухмесячной осады.
Уже не ручейки, а целые потоки крови вытекали из разломанных ворот храма и журча на ступенях, разбегались вдоль булыжных мостовых.
Некий полоумный дервиш поскользнулся в луже крови, упал и поводя мутным взглядом по сторонам, полоскал в ней руки, смеясь как дитя и вознося хвалу Небесам.
Подобно всему живому, город умирал в мучениях.
Как проказа, пожирающая гнилью плоть человека, пожары двигались к югу, вслед за ордами завоевателей.
Бережно сохраняемые сокровища тысячелетней культуры разграблялись вмиг, под хохот и радостные крики чужеземцев. И если бы только разграблялись! Многое уничтожалось просто так, по прихоти, из-за тщеславия или жажды разрушения, зачастую и из-за желания похвалиться удалью перед собратом по оружию.
Бесценные шедевры дробились на куски, сминались в безобразные лепешки и комки металла, чтобы быть затем припрятанными в узлы и мешки и немного погодя оказаться в цепких руках скупщиков награбленного.
Хмельной разгул бушевал на улицах, как вода в половодье. Одни, кряхтя от натуги, волокли в своих торбах покореженные, сплющенные (чтобы не занимали много места) священные сосуды и дароносицы, обломки крестов, скрученные в тугие жгуты дорогие ткани, одежды, покрывала. Другие — усердно выламывали из дверей золоченные и серебрянные ручки, петли, резные наличники; выбивали из окон цветные витражи и принимая их за драгоценные камни, бережно опускали осколки стекла в свои бездонные мешки. Приметив на их взгляд нечто более ценное, мародеры без сожаления опорожняли битком набитые сумы и тут же вновь принимались заполнять их свежей добычей.
Не менее прочего захватчиков привлекал и «живой товар». Набрасываясь на отчаявшихся в спасении горожан, они, невзирая на сопротивление, выискивали для себя наиболее красивых женщин и детей, оттаскивали их в сторону, валили с ног и связав попарно (спиной к спине, чтобы не могли убежать), вновь бросались за следующей жертвой. Так служанка оказывалась скрученной веревками с госпожой, номарх с конюхом, архимандрит с привратником, юноши с девицами.
Часто между грабителями разгорались стычки из-за добычи: из-за пленников, собак, лошадей или прочих ценностей. Сильный и более злой отбирал у слабого его поживу и тот, наскоро утерев разбитое в драке лицо, вновь пускался на поиски чего-либо подходящего.