Обсуждение проекта превратилось в сплошной триумф для Козюкина. Оппоненты подготовились серьезно и всё-таки не могли высказать ни одного критического замечания, если не считать придирки одного чересчур привередливого конструктора. Козюкин сидел, низко нагнув голову, и рисовал в своем блокноте что-то замысловатое; он слышал одни похвалы и чувствовал, как в висках мерными толчками пульсирует кровь: «Вот — оно, вот — оно, вот — оно»…
Так бы и кончился этот техсовет — не техсовет, а чествование юбиляра, если б не заключительное слово главного инженера завода. Он, видно было по всему, волновался, — работал он здесь недавно, но знал, что Козюкина ценят, что это действительно человек опытный и знающий.
— Ну что ж, — сказал главный инженер. — Успех заслуженный, творческая удача.
— Еще бы, — поддакнули ему с места.
— Но это удача не одного товарища Козюкина, а большого, сильного коллектива, удача не изобретателя-одиночки — таких у нас нет, и быть не может, — а результат направленного усилия многих людей, среди которых, конечно, занимает свое место и труд товарища Козюкина. Об этом мы сегодня забыли.
Козюкин поднял голову: он слушал, будто недоумевая, а потом, широко разводя руки, захлопал, улыбаясь, и главный инженер, словно ободренный этим, продолжал говорить уже свободней и куда более веско, чем говорили до него. Под конец он заметил, что не всё в проекте так совершенно и законченно.
Теперь все смотрели на Козюкина; он понял, что от него ждут, и попросил слова.
— Главный инженер прав, — улыбался он. — Нет предела развитию науки, и то, что сделал я… — он запнулся и быстро поправился: —…со своими друзьями, то, что мы сделали, это еще не совершенство, но это то, что от нас требовалось. Мы учтем замечания, высказанные здесь, и пока проект в данном варианте рассматривается в Москве, поищем, подумаем…
На этом техсовет и кончился.
Катя вышла в коридор с двумя инженерами из группы Позднышева. Сзади раздавался бархатный баритон Козюкина:
— Да, дичайшая история. Я был у него в больнице, не пускают, состояние тяжелое. Вот, воистину, не знаешь, где упадешь, подстелил бы… Кто же теперь будет вместо него?
Катя поняла, что речь идет о Позднышеве.
— Дичь, дичь какая-то. Меня прямо обухом по голове. Как это всё получилось, вы не знаете?..
Козюкин вышел из заводских ворот один и пошел к автобусной остановке. Потом он обернулся. Многоэтажные корпуса уходили один за другим, окна были освещены — или это пылал в них закат? Он долго смотрел на окна, на антенны телевизоров на крышах, на деревья, высаженные вдоль ограды, на людей, одиночками или парами выходящих из ворот.