– Ах, ты про ресторан.
Она кивнула.
– Или лучше будет выразиться: я шла туда в надежде сказать «да».
– Сказать «да» чему?
– Джек хотел, чтобы мы помирились. Но мы встретились и…
– И что? – подтолкнул Даллас.
Она выглянула в окно.
– Я думала, что у меня сохранились… какие-то чувства. Я не ждала, что все будет как прежде, но решила: этих остатков будет достаточно. Тогда я смогла бы оплатить кабельное Наны. Смогла бы выдать зарплату Эллен. Жизнь бы наладилась.
– Что же произошло?
– Я ничего не почувствовала, – продолжила Никки. – Во всяком случае, не любовь. И теперь…
Она быстро провела кончиками пальцев по лицу. Даллас напрягся, увидев ползущую по щеке слезу. Учитывая все свалившиеся на нее неприятности, бедняжка имела полное право немного поплакать.
«Только не дай ей разрыдаться». Этого он не вынесет.
– Теперь Джек мертв и я ужасно расстроена, что подвела Нану. Мне тошно от того, что я была последним человеком, с которым мой бывший муж разделил ужин, и при этом я испытывала к нему лишь злость и обиду. Хочу сказать, если бы я знала, что он скоро умрет, я бы…
– Ты не виновата. – Они сидели в неподвижной машине под урчание двигателя и звук работающего кондиционера, гоняющего холодный воздух.
– Умом я это понимаю. – Она прикоснулась к голове и переместила руку на грудь. – Но не сердцем. В смысле, если бы я знала, то вела бы себя помягче. Не заказала бы пиво. Мне вообще пива не хотелось.
Он мысленно переварил ее слова и задал вопрос:
– А что такого в заказе пива?
Она не ответила, просто продолжила:
– Дождалась бы хлебной тарелки. И, Господи, не совала бы пальцы в его гамбо, только чтобы ему досадить.
Даллас слышал вину в ее голосе.
– Разве не ты мне рассказывала, как застукала его со своей помощницей в собственном кабинете?
Никки кивнула.
– Так вот, по-моему, это намного хуже, нежели засовывать пальцы в его гамбо. Этот парень еще чертовски легко отделался.
Она уставилась на Далласа, широко распахнув глаза и прикусив губу.
– Я не хотела… – выдохнула она. – Извини.
– За что? – Наклонившись ближе, О’Коннор убрал со щеки белокурую прядку и задержал ладонь на лице. И снова был поражен, до чего же Никки мягкая. Он провел подушечкой большого пальца вниз до подбородка.
– Ты не спрашивал об этом… Обычно я не… бормочу. Ну только наедине с собой. Над этой дурной привычкой я работаю.
Никки взяла его за запястье и отодвинула руку, давая понять, что ему не стоило к ней прикасаться. «И хорошо», – сказал Даллас себе. Не следовало пересекать эту черту. Просто у нее был такой вид, будто ей нужно…
Никаких оправданий. Она под запретом.