– Не бойся, не опоздал, – сказала она Шванцу. – Оформляют еще.
К Бляхину обратилась официально:
– Садитесь, товарищ. Вы здесь первый раз, обязана взять с вас подписку.
Шванц подмигнул – непонятно, к чему.
Надо так надо. Филипп сел, обмакнул ручку.
– Пишите: «Я такой-то такой-то обязуюсь перед начальником женотделения Приемного блока ст. лейт. ГБ Баландян З.А. во время наблюдения за процедурой досмотра, под угрозой дисциплинарной и партийной ответственности…» Поспеваете?
– Щас… «партийной ответственности». Дальше что?
– «…слюней не ронять и не дрочить».
И заржали оба.
А, это у них хохма такая. Что ж, можно и похохмить за компанию. Почему нет?
Он спокойно дописал. И серьезно так:
– Каким местом подписывать, товарищ старший лейтенант?
Баландян загоготала, с размаху впечатала Филиппу ладонью по спине (ничего так, крепко) – и Шванцу:
– Наш человек!
– Наш-наш. Ты, Зоя, его часто видеть будешь. Как говорили в дореволюционную эпоху, люби и жалуй.
Филипп, опять шутейно, вскочил, щелкнул каблуками, поклонился что твой кадет.
Баландян неуклюже изобразила дамскую присядку – как в кино про бар: ноги раскорякой, руки врастопыр – будто оттягивают юбку.
– Тогда я ему свою визитную карточку дам. Ту, которая для своих.
– Ага, дай. Ему понравится. – Шванц рассеянно поглядел на часы. – Посмотрю, скоро ли.
Но пошел не к двери, а к стене. Там стоял фотоаппарат на штативе, зачем-то направленный объективом в зеркало.
А товарищ Баландян вынула из стола фотку – размером с почтовую открытку.
– На, Бляхин. Чужим не показывай. Только своим.
Это и была открытка, только самодельная. Но сделана хорошо, почти как типографская. Посередине в овальчике сама Баландян, а вокруг голые женские туловища, без голов – три передом, одно задом. И надпись: «От Зои Б. с товарищеским приветом!»
И не боится, что стукнут. Хотя кому она нужна, с ее женотделением, на нее стучать? И потом, «свои» – это, наверно, всё начальство. Ушлая баба, сделал себе заметку Филипп, надо будет к ней присмотреться.
– Это я отсюда фоткаю тех, кто пофигуристей, – показала Баландян на аппарат.
Зеркало-то, оказывается, было не просто зеркало, а окошко из посеребренного стекла. Близко подойти – насквозь видно. Туда-то Шванц и смотрел.
– Завели. Раздевается, – сказал он. – Ну, я пошел. Любуйтесь отсюда. Не шумите только.
Старший лейтенант встала у стены, поманила Филиппа. Чего там, за окошком, он пока не видел – Баландян была дама в теле, загораживала. Но вот она нажала какой-то рычажок и отодвинулась. Стекло теперь стало совсем прозрачным.
Бляхин увидел комнату, почти пустую, если не считать стола, за которым сидела грузная тетка-сержант, что-то писала. Посередине еще стол, а перед ним – невысокая женщина с короткой стрижкой. Она была в лифчике, трусах, поясе.