«Браунинг», вылезая, зацепился за карман. Дернул со всей силы – порвал там что-то. Плевать.
Предохранитель снять, предохранитель!
С пяти шагов стал целиться, но прыгала рука. Ближе надо, в упор.
Нет, не выстрелю, вдруг понял Бляхин с обреченной, чугунной очевидностью. Кишка тонка.
Может, через секунду и преодолел бы слабость, но фигура в шляпе начала поворачиваться – Филипп едва успел спрятать оружие за спину.
Ему Клобукова было толком не видно, один силуэт, зато сам Филипп оказался лицом к фонарю.
– Постойте, постойте… – пробормотал знакомый, мало изменившийся голос. – Я вас откуда-то… Бляхин? Ты?!
– Кто это? – хрипло откликнулся Филипп. – Не разгляжу. Повернись-ка к свету, товарищ.
Клобуков повернулся, приподнял зонт, сдернул шляпу.
– Это я, Антон Клобуков! Двадцатый год, помнишь?
– Антоха, мать твою! – пробормотал Бляхин. – А я гляжу, кто это…
Он сейчас люто ненавидел себя. За слюнявость. Мог выстрелить в спину – не выстрелил. Уж в лицо тем более не сможет. Тля, навоза кусок. Есть люди, которые жизнь за горло берут и вышибают из нее, что им потребно. А есть слабаки, твари никчемные. И он тоже из них. Сгинет – туда и дорога…
– Какая встреча, через столько лет! Ты откуда? Куда? – кудахтал Клобуков. – А я живу здесь, в пяти минутах. Слушай, пойдем ко мне! Расскажешь, как ты, что. Я тебя не отпущу! Пойдем. Хоть ненадолго.
Вцепился в руку, повел за собой, приговаривая: «Поразительно, просто поразительно!»
Филипп по-тихому спрятал пистолет. Шел, поддакивал: «Вот это да. Надо же. Как говорится, гора с горой».
А уже выйдя на улицу, вдруг остановился.
Ты что же натворил, дубина? Окончательно себя сгубил. Когда Шванц узнает от арестованного, что Бляхин накануне с ним виделся – этого ничем не объяснишь.
От страшной мысли снова схватился в кармане за рукоятку. Но поздно. Улица – не парк. Вон люди идут, и вон, и вон.
– Ты чего встал? Идем, дождь же.
Поплелся. Как овца на убой.
Квартира у Клобукова была хорошая. Отдельная, в новом доме, целых четыре комнаты. Правда, на последнем шестом этаже, в полумансарде и без лифта, а комнатки маленькие, по площади меньше трех бляхинских, но все равно видно: Антоху недаром допускают лечить больших людей, ценит его государство. Пока поднимались по лестнице, Филипп порасспрашивал про жизненное – нельзя было показать, что внутри весь натянут, как струна. Про удобства спросил (домашний телефон у них, газовая колонка) и про семью – вроде как не знает. Клобуков ответил, что жена у него пластический хирург (черт знает, что это значит), звать Мирра, женаты больше десяти лет, живут очень хорошо, но она, жалко, в командировке, что у них двое детей, сын и дочка – про инвалидность не сказал и, упоминая о дочке, не пригорюнился. Привык, наверно.