Обычно Татьяна не была столь мнительна и плаксива, но в эту беременность на нее как будто что накатывало: и мысли появлялись странные, горькие, и из-за малейшего пустяка слезы, вот как сейчас, сами вскипали, и обида порой настигала, да такая, что не могла сдержать своих чувств. Иной раз и сама себе противна становилась, понимала, что со стороны это выглядит пустой блажью, а от того еще больше расстраивалась. Настена успокаивала, говорила, что такое иной раз в тягостях случается, словно у бабы весь разум и терпение куда-то деваются, просто пережить надо, потом все наладится. Татьяна и сама это знала, но сопротивляться никаких сил не хватало.
Вот и сейчас: лежать да думать – до слез себя доведешь, ходить – устанешь быстро. И то, и другое для ребенка вредно, и что тут выбрать – непонятно. Так что полежала чуть-чуть, подышала медленно, размеренно, как Настена учила, успокоилась немного и встала – что толку лежать-то… Да и не приучена разлеживаться, дела всегда найдутся, тем более здесь, да перед походом.
При мысли о походе (чтоб ему неладно было – удумал батюшка Корней незнамо куда детей посылать!) Татьяну как подбросило – а тесто на провожальные караваи поставить не забыли? Тут у Анны столько хлопот, что не мудрено и упустить что-то, а без них воинов отпускать нельзя, мало ли… Быстро, как могла, собралась, поправила платок – негоже растрепой ходить, и вышла на улицу. Постояла, осматриваясь, и Демушку увидела. Улыбнулась, направилась было к нему, да остановилась.
Сын отчитывал какого-то отрока за небрежение. Ну да, говорили же, что он тут, в крепости, за порядок отвечает – городовой боярин! Да только Демушка так зло парня распекал, что у того разве что слез на глазах не было. Татьяна со стороны поглядела на сына и вздохнула – вот тебе второй сын, на отца не похож. Радость ее, защита на старости лет… Да, не Лавр он – скорее, в дядьку Фрола пошел, такой же суровый и яростный.
При одном воспоминании о девере щеки пошли красными пятнами. Нет, ЭТО Татьяна даже сейчас вспоминать боялась. Как тогда Анна не догадалась? Хотя… она если и догадалась, то виду бы не подала – горда больно… неужто за это потом и мстила? Ведь один раз только и было. Она и не виновата – отказать не смогла, да Фрол и разрешения особого не спрашивал, и не сомневался.
Господи, как она истерзалась потом, боялась в глаза глянуть и ему, и Анне, и свекру со свекровью, и Лавру… А Фрол… Фрол никогда больше на нее и не взглянул, словно забыл. Просто не замечал с тех пор невестку и все, а это обиднее всего. Татьяна закусила губу – сколько лет не вспоминала, даже когда жив он был, получалось не помнить, надеялась, что и совсем забыла, как дурной сон, а оно вон как ее настигло… Тряхнула головой, прогоняя наваждение, и пошла к сыну.