Биографии двух остальных заройщиков, Сергея Полуярова и Алексея Хворостова, не содержали еще ничего примечательного, достойного внимания. Разные дороги привели их на зарой. Сергей Полуяров, потеряв родных во время голода в Поволжье, попал в городской детский дом в Приютском переулке. По окончании семилетки его вызвали в райком комсомола:
— Знаешь, какое строительство намечено в нашем городе в годы пятилетки?
— Знаю.
— Понимаешь, сколько кирпича потребуется?
— Понимаю.
— Вот и хорошо. Получай путевку и отправляйся на кирпичный завод.
Получил. Пришел. И попал на зарой.
Алексей Хворостов вырос в селе Троицком в семье колхозного кузнеца. По окончании сельской школы, как многие другие деревенские парни и девчата в ту пору, подался в город. И тоже оказался на зарое кирпичного завода. Как деревенского жителя, его сразу же приставили к мерину Чемберлену. Семен Карайбог благословил:
— Давай, вольный сын полей! Цоб-цобэ!
Алексея Хворостова вполне устраивала выпавшая ему планида. Лошадей он любил, а, главное, время, проведенное в пути от зароя до пресса и обратно, можно использовать для декламации чужих стихов или сочинения своих собственных, чем он грешил еще с пятого класса трудовой школы. Понукая философически неторопливого Чемберлена, Хворостов оглашал зарой возгласами: «Довольно грошовых истин!», «Вперед, вперед, моя исторья!» — или читал нараспев:
У тебя
молодая рука,
пред тобою —
синеет река.
Слушай мудрость
и помни одну:
не стремись
раньше срока
ко дну.
Чемберлен прядал ушами, что можно было счесть за одобрение, а заройщики заключали:
— Хороший парень, да с придурью!
2
Был на зарое еще один человек. Шестой. Хотя работал он рядом с заройщиками, все же своим они его не считали. Да и вообще не считали человеком.
Шестой был Тимофей Жабров.
Пять заройщиков состояли на твердом окладе: работали от гудка до гудка, вкалывали на всю железку и два раза в месяц получали по пятнадцати целковых. Подчинялись одному правилу: у пресса всегда должна быть глина.
Тимофей Жабров был на «уроке». Каждое утро на зарой являлся десятник Лазарев, человек незлобивый, тихий, правда несколько преувеличенно оценивавший свою роль на заводе. Еще издали увидев сутулую фигуру десятника, Семен Карайбог возвещал:
— Явление Христа народу!
Лазарев старательно отмеривал участок глиняного пласта, который предстояло раскопать. Целина улежалась до гранитной твердости, и такая задача была под силу разве только роботу.
Таким роботом и был Тимофей Жабров. Работал он обычно в одних подштанниках с закатанными до колен штанинами и в стоптанных брезентовых туфлях. В бронзово-чугунном маслянистом от пота теле Жаброва не было жира, да, пожалуй, не было и мяса. Под коричневой кожей прощупывался только металл, как и положено роботу, лишь для видимости обтянутому человеческой кожей.