На второй день я встать без воплей не мог, у меня, кажется, ни одной мышцы без шурупа внутри не осталось. Я вопил, мотал головой на Витальтоличево: «Ну что, наигрались?» – и ковылял на пробежку, а потом в спортзал.
Вечером он начал учить меня драться. По-настоящему.
– Полный контакт, понял?
Я кивнул, сердце колотилось.
– Бью не сдерживаясь.
Он размял пальцы и свернул кулак, красиво так, элегантно – так же элегантно, как вчера, когда таким вот скрученным кулаком доски ломал. Я был, конечно, толще досок, но не такой твердый – потом, меня ж необязательно насквозь пробивать.
Я подышал, напрягая и расслабляя мышцы.
– Готов? – спросил Витальтолич, дождался кивка и ударил меня по лбу. Ладонью, но все равно больно и обидно. Звонко.
Я отшатнулся и захлопал глазами, конечно сразу мокреющими.
– Дурак как бы? – свирепо спросил Витальтолич. – Я ж сказал: полный контакт, не сдерживаясь, бью.
– Так я ж сказал: готов! – почти крикнул я.
– К чему готов? К тому, что я тебе селезенку с диафрагмой порву?
Я неуверенно улыбнулся. Диафрагма – это что-то из фотодела, а селезенка – вообще из детских книжек, там ругались так: «Лопни моя селезенка».
– Вафин, я шучу с тобой как бы? – спросил Витальтолич тем самым голосом, страшным.
Я перестал улыбаться и воскликнул, кажется, плаксиво:
– А что я делать-то должен?
– Делать так, чтобы я не порвал.
– Драться, что ли?
– Поможет, думаешь? – спросил он с интересом. – Давай попробуем.
Я отбежал на метр.
– Во, теплее, – сказал Витальтолич.
– Так что, всегда сматываться надо? Да ну. Западло.
– А сдыхать не западло?
Я пожал плечом:
– Смотря за что.
– Во-первых, не обязательно бегать – можно убалтывать или, я не знаю…
– Гы, – сказал я, и Витальтолич опять хлопнул меня ладонью по лбу. Вернее, мазнул, я успел голову убрать.
– Вот, – сказал он удовлетворенно. – Или вот так.
– Вы же сами говорили, что я защищать должен. Защищать – или бегать и уклоняться вот так?
– А какая разница? Ты мужик, значит должен защищать. Себя и своих как бы: семью, родню, землю. Даже которую только что отвоевал. Друга.
– А если друг мудак и сам нарывается?
– Ну… Это надо друзей нормальных выбирать.
– Да как их выбирать? – удивился я. – По красоте, что ли, или по тому, что анекдоты прикольно рассказывает? Друг – это ж не самый умный или там самый красивый. Этот тот, за кого ты любому пасть порвешь. И он за тебя. А то, что он мудак и дебил, вопрос второй.
– Ну да, – сказал Витальтолич с сожалением. – Ты какой-то дикий идеалист, Вафин, но прав, наверное. А тогда скажи, с порванной селезенкой ты кого и как защитишь? Ты башкой не мотай, ты слушай. Я про во-первых сказал, теперь дальше. Во-вторых, жить не западло. Вот подыхать по глупости или из гордости, без разницы, – это да. Никогда не давай себя убить. Никому. Без предупреждения, с предупреждением – не волнует. Нет такой вещи, из-за которой ты это позволишь.