Глазенап поднял склоненную над рукописью голову.
– А-а, Борис Аркадьевич! Заходите, будьте любезны… Чаю?
Приват-доцент украдкой оглядел кабинет, где два дня назад беседовал с «марсианином». Никаких следов этого события, разумеется, не осталось, но Борис все равно чувствовал себя крайне неловко.
– Благодарю вас, Сергей Павлович, – пробормотал он. – Я к вам ненадолго. Не хочу вас отвлекать…
– Спасибо, голубчик, – отозвался ординарный профессор, оглаживая бороду. – Время и впрямь дорого… Пообещал «Пробуждению» статью об Исааке Ньютоне, так сказать, рождественскую историю о талантливом мальчике… Хе-хе… Какой из меня литератор… Кстати, как поживает ваша статья о двойных и кратных?
– Вашими молитвами, Сергей Павлович. Почти закончил…
– Очень хорошо, Борис Аркадьевич, ваши наблюдения весьма любопытны… Но я отвлекся. У вас ко мне какое-то дело?
– Да, Сергей Павлович… Я хочу испросить у вас отпуск по семейным обстоятельствам.
Глазенап понимающе кивнул.
– Ну что ж, Борис Аркадьевич, – сказал он. – Скоро Рождество. Студенты все равно разъедутся… Отдыхайте. Занимайтесь семьей.
– Благодарю вас!
Борис поднялся, с удовольствием пожимая сухую, крепкую ладонь знаменитого астронома. Уши у приват-доцента горели.
Оставался самый трудный разговор, но с ним можно было не спешить. Борис зашел в бакалейную лавку, купил недельный запас консервированного мяса производства Петропавловского завода, галеты и коньяку. Вероятнее всего, пища марсиан, если они и в самом деле существуют, вполне пригодна для употребления человеком, но необходимо будет время, чтобы к ней привыкнуть. Астроном Беляев не собирался подвергать себя бессмысленному риску и поэтому зашел так же в лавку оружейную, где приобрел автоматический 8-зарядный пистолет Браунинга и запас патронов к нему.
Нагруженный свертками, он пришел домой лишь к обеду. Не позволил Глаше прикоснуться к покупкам и сам отнес их к себе в кабинет. За обеденным столом Борис объявил супруге, что до Сочельника будет находиться дома неотлучно. Аня обрадовалась известию как ребенок, и остаток дня прошел в семейной идиллии. Все следующие дни Борис не решался сообщить Ане о предстоящей разлуке. Да и не думал он о «марсианине» и его фокусах. Предпраздничная суета заслонила грядущее. Елочные огни горели ярче зимних созвездий. Подарки, гости, рождественская служба, народные гулянья – пестрый хоровод лиц и событий, звуков и красок – если бы не кошки, что скребли порой на душе приват-доцента, счастье можно было бы считать полным.
Неделя, отведенная Лао на сборы, завершалась. Пришла пора сообщить о своем отъезде. Кошки уже не скребли, они рвали душу приват-доцента Беляева на части. Пугала даже не столько предстоящая разлука, сколько необходимость лгать самому дорогому человеку на свете. Он уже хотел махнуть рукой на всю эту «марсианскую историю» – обойдутся остроумцы и без разоблачения, как вдруг произошло еще одно событие, окончательно утвердившее его в решимости лететь на Марс.