Ей хотелось верить, что Светка пустилась в какую-нибудь любовную авантюру и пребывает в полном благополучии. Она и верила. Но после разговора с дядей Пашей эта ситуация перестала казаться ей столь безоблачной и безобидной.
Елена Павловна, как всегда, пошла в свой утренний обход по редакциям, а Ольга попыталась сосредоточиться на «Театре абсурда». Но в голову лезли посторонние мысли, на основании которых она невольно приходила к незатейливому выводу, что ее теперешняя жизнь — это не просто театр, как утверждал Шекспир, а именно театр абсурда.
Мало того, что подруга исчезает вдруг в неизвестном направлении, а любовник женится на сестре и становится, следовательно, ее братом, так теперь еще и «почитатель» занял активную позицию и грозится кончить жизнь самоубийством, грех за которое, как он уверяет, останется на ее совести.
«Почитателю» было лет сорок, и звали его, как нарочно, Федором Михайловичем. И он, видно, с юности усвоил все бремя ответственности, которое накладывает данное имя в сочетании с данным отчеством, вел себя порой под стать героям Достоевского, причем героям явно нездоровым и крайне экзальтированным.
Появился он в издательстве около года назад, когда в художественной редакции поднялась паника, что некому оформлять «Японскую театральную гравюру». Ему дали заказ, и он с блеском с ним справился. С тех пор он, оставаясь «вольным», то есть внештатным, художником, от случая к случаю получал от издательства самые ответственные и выгодные заказы.
И вот как-то, на свое счастье и на свою беду, он встретился с Ольгой, им пришлось вместе работать над одной книгой. Он потерял покой, впрочем, время от времени лишая покоя и ее: исчезнув куда-то на неделю-другую, он вдруг появлялся, активизировался, начинал дежурить под ее окнами и дышать в телефонную трубку.
В общем-то, он был вполне безобидным существом, в браке никогда не состоял и жил со старенькой мамой и котом Фомой Фомичом в огромной квартире на Красной Пресне.
«Почитателем» назвал себя он сам, причем в присутствии свидетелей. Как-то, узнав, что у Ольги день рождения, он явился в редакцию с охапкой хризантем и кинулся к ней, теряя лепестки по всей комнате.
— Ольга Михайловна! — вопил он в каком-то экстазе. Можно было бы подумать, что он пьян, но все знали, что он спиртного в рот не берет. — Ольга Михайловна, позвольте мне, как вашему почитателю…
— Опомнитесь, Теодор, — перебил его Никанорыч. — Во-первых, не причитайте так громко, а во-вторых, вы, видимо, оговорились, вы ведь хотели сказать — поклоннику?
— Нет-нет, Сергей Никанорыч, именно, именно — почитателю, потому как я Ольгу Михайловну чту, чту и почитаю, — совсем зарапортовался тот.