– И ничего сделать нельзя? – Биллинг с нарастающей тревогой смотрел, как медленно-медленно тускнеют огни барной стойки, как тают в наступающем мраке серые силуэты игровых столов.
– Ты это уже спрашивал, – бармен криво усмехнулся, – и, опережая твой следующий вопрос, отвечаю: я не знаю, сколько времени у нас осталось. Это твое «вот-вот» непонятно сколько протянется, но грань Потока очень близко – ты слышишь, как громко звенят чаши?
– Все уже темнеет, – упавшим голосом проговорил Биллинг, – и я слышу звон, но странный какой-то, будто издалека, и все ближе… Что, уже?!
– Нет, – растворяющийся в темноте бармен явственно вздохнул, – этот звон о другом. Это просто ты в себя возвращаешься. Счастливого пути.
– Я знаю эту темноту, я видел, – бормотал Биллинг, ерзая на высоком черном стуле в ожидании неотвратимого… и только когда мрак стал совсем непроглядным, до него, наконец, дошел смысл последней фразы бармена. Он открыл глаза и тихо выругался, глядя на знакомые блекло-серые стены, на невысокий прямоугольный потолок нулевого интерьера собственной каюты.
* * *
– Конечно, конечно! – Биллинг, злобно озирался по сторонам. – Все как обычно: я, как положено, в идиотском кресле, больше, разумеется, никого нет, и стерегущая система, само собой, поет про какую-то мерзость за дверями.
Он осторожно облизал губы, потрогал кончиком указательного пальца нос и с облегчением убедился, что тело снова послушно, а отвратительный конфетный привкус во рту исчез. Негромкий, но требовательный звонок стерегущей системы действительно извещал об очередном госте, томящемся под дверью, но Биллинг даже не повернул головы, чтобы посмотреть на мониторе: что же там на сей раз? В глубоком раздумье инспектор разглядывал идеально ровную поверхность стола перед собой. Слова бармена о приближающейся катастрофе, о пассажире, упустившем свой шанс порулить, не выходили из головы. Биллинг больше не пытался списать все на галлюцинации, но и нащупать какое-то рациональное зерно, пусть маленькую, но реальную точку опоры тоже не получалось.
«Не помню, чтоб я от чего-то там отказывался, – рассуждал он, – но допустим. И что? Кто такой Вуди Аллен? С какой стороны опасность? Опять серая тварь?» Он тяжело повернулся в кресле и уставился на экран. Там, привалившись спиной к роскошному фиолетово-синему панно с морским пейзажем, прямо на полу сидел Штимер.