Как бы то ни было, а после того разговора Марипат стала реже ночевать у своих родителей. И только воцарилось было в доме спокойствие, как заболела Балбийке…
Медсестра Маша по нескольку раз в день приходила к нам и все уговаривала маму поехать с ребенком в больницу. Но мать и слышать об этом не хотела.
— На кого я брошу остальных детей, мужа, работу? — сопротивлялась она. — Корову и то некому будет подоить.
— Вам что, корова дороже ребенка? — возмущалась Маша.
— Чему быть, того не миновать… — отвечала мама, в душе, однако, веря в исцеление. Все ее дети болели — и ничего, выросли, любо-дорого посмотреть сейчас. И на этот раз обойдется.
Я помогала маме ухаживать за больной девочкой, старалась изо всех сил, а ей становилось все хуже и хуже. И наконец мама решилась поехать в больницу.
— Посмотри за сестренкой, а я немного постираю. После обеда поеду с ней в райцентр, — сказала она мне.
Я обрадовалась, так как была уверена, что врачи обязательно помогут сестренке.
Балбийке лежала в колыбельке с полуприкрытыми глазами и тяжело дышала. Было невыносимо больно смотреть на ее тоненькие ножки и ручки, запавшие щеки. Она была легче маленькой куклы. Мне было очень жалко ее, и я, не зная, чем помочь, стала гладить ее по горячей головке. И вдруг девочка открыла глаза и улыбнулась. Я выбежала во двор:
— Мама, мама, Балбийке улыбается! Ей уже лучше!
Мама бросила стирку и метнулась в комнату. Девочка еще раз улыбнулась.
— Ах ты моя хорошая, моя милая! Откуда у тебя силы-то взялись? Зря я до сих пор не поехала в больницу, ты уже была бы здоровенькой… — Мать расплакалась.
Дрожащими руками мама гладила головку девочки, руки, ножки и плакала, и проклинала выпавшие на ее долю беды, проклинала войну, которая отняла у нее мать и братьев.
Я впервые видела, как мама, обливаясь слезами, сетует на судьбу. Ей очень редко изменяла выдержка, хотя она и улыбалась не часто.
Вскоре девочке стало совсем плохо. Дышала она прерывисто, с трудом.
— Сбегаю за Машей, — сказала мать и бросилась из дому.
Вернулась с Машей. Та накинулась на маму, стала ругать ее за то, что не поехала в больницу. Мама побледнела, не знала, куда девать руки, глаза ее лихорадочно блестели. Девочка с трудом разомкнула веки и поискала кого-то взглядом, попыталась улыбнуться, но ей это не удалось. Она снова закрыла глаза…
Балбийке похоронили в тот же день.
Я чувствовала себя вконец обессиленной, бродила по дому, точно во сне. Почему-то все время вспоминалось, как я иногда обижала свою кроткую сестричку, не брала ее на руки, когда она плакала. Теперь у меня сжималось сердце. Так и видела перед собой ее смуглое личико, ясные глазенки… Я с беспокойством поглядывала на маму, и мне казалось странным, что она вроде бы не особенно и переживает. Глаза, хоть и красные, но уже сухие, бледные губы плотно сжаты, ходит по комнате, прибирает.