В моей жизни были три человека, которые могли бы именоваться моими поэтическими наставниками, но только один из них в какой-то мере был им по-настоящему. Это моя родная тётя Сарра Рахмильевна Грансберг, урождённая Вейцман. Двое остальных, – Мария Петровых и Арсений Тарковский, – были оными по существу номинально. Да, я показывал свои первые поэтические опыты Марии Сергеевне, да, я в течение трёх лет был участником поэтического семинара, руководимого Арсением Александровичем, но я мало что приобрёл из общения с ними. Большим менторским талантом они, с моей точки зрения, не обладали. А вот родная тётушка мне многое дала. Царствие ей небесное, железобетонной атеистке и старому члену партии, кажется, с 1921 года. О ней стоит рассказать немного подробней.
Так вот, до революции она закончила в России классическую гимназию, а затем поступила на Высшие женские курсы в Санкт-Петербурге. Знала иностранные языки, немецким и французским владела свободно, что, впрочем, и не удивительно – ведь один период она посещала школу где-то в Германии, а перед самой первой мировой войной училась в Нанси, в местном университете. Французских и немецких поэтов читала в подлиннике, не в переводах на русский, и прочитанное помнила наизусть. Кстати, и сама стихи писала довольно неплохо и печаталась в двадцатых годах в разных сибирских изданиях. Воспитанная на лучших образцах европейской поэзии и обладая безупречным художественным вкусом, моя родственница сумела осуществить первоначальную постановку моего поэтического голоса. Поначалу он был довольно сипловат, и тётушка, нисколько не жалея моего самолюбия, откровенно мне говорила:
– Подобного рода стихи может написать любой интеллигентный человек, если хорошенько попротирает свои штаны, сидя за столом.
Я и протирал их время от времени. Но как только тётя Сарра заметила, что у меня в голосе стали иногда прорезываться какие-то достаточно оригинальные нотки, то незамедлительно взяла меня под свою опеку. Само собою, она безошибочно отмечала в моих поэтических опусах все удачные и неудачные места. Неудачные, естественно, рекомендовалось переработать. Между прочим, разного рода поэтическим мелочам моя наставница уделяла ровно столько внимания, сколько они того заслуживали. Короче, к мелочам она никогда сильно не цеплялась и весьма презирала людей, которые в поэтическом тексте рады прицепиться, прежде всего, к каким-то мелким промахам.
Большую роль сыграла моя тётя и в моём, так сказать, общем поэтическом воспитании. В него входило регулярное цитирование ею лучших образцов поэзии – немецкой, французской и, естественно, русской. Немцы и французы цитировались первоначально на языке оригинала. Затем следовал точный подстрочный перевод текста на русский, а зачастую и комментарий к прочитанному. Тётя Сарра как бы демонстрировала мне некие поэтические эталоны, к которым следует по возможности стремиться.