Впрочем, дальше.
Пальто, исполненное чванства,
Имеет самый гордый вид
И в гардеробе всё пространство
Занять собою норовит.
Ну тут менять, собственно, нечего. Но одно слово я всё-таки заменил: вместо «гардероба» появился более современный «шифоньер».
Двигаемся дальше:
Его округлые глазёнки –
Десяток пуговиц –
глядят
Туда, где съёжился в сторонке
Давно истасканный собрат.
Его предшественник измятый,
(Мой старый друг с давнишних пор).
И вот, уставясь на заплаты,
Обновка повела с собратом
Самодовольный разговор.
Не так уж и скверно. Типичная проза жизни в стихах. Можно было бы оставить без изменений. Но не оставил. Почему? Почувствовал, что в состоянии усилить. И вот, что получилось:
Его округлые глазёнки
(Шестёрка пуговиц) косят
Туда, где съёжился в сторонке
Его потрёпанный собрат,
Его предшественник-коллега,
Заслуженный пенсионер,
Хлебнувший и дождя, и снега –
Моей обнове не в пример.
Годами чёрными помятый,
Мой старый друг с голодных пор,
Знакомый с молью и заплатой…
И мой студенческий позор.
А ведь выразительней вышло. Значит, верно почувствовал, а, стало быть, дала о себе знать та самая поэтическая эманация. Вот тут-то некий пиит вполне может воскликнуть:
– Да где вы нашли поэзию в этих строчках? Примитивная бытовщина!
И невдомёк нашему воображаемому гению поэзии (в перспективе, разумеется), что поэзия весьма многообразна, или, выражаясь математически, весьма многомерна. Есть лирическая поэзия, есть эпическая поэзия, есть ироническая поэзия, есть поэзия для детей и есть, наконец, поэзия сатирическая. Иногда некоторые из них могут соседствовать, в одном и том же произведении, взаимопроникать друг в друга. В вышеприведенных двенадцати строчках явно видны элементы сатирической поэзии в сочетанием с элементами поэзии гражданской, тесно связанной социальным негодованием, подстёгнутым сатирическими уколами, не лишёнными, надеюсь, выразительности. Поэзия, смею заявить, не только высокие любовные переживания или переживания, связанные с восприятием природы, но это и
«Полу-милорд, полу-невежда,
К тому ж ещё полу-подлец!
Но тут однако ж есть надежда,
Что полным будет наконец».
Словом, остроумие в стихах – тоже поэзия.
Вот тут-то господину Зоилу в самый раз переменить фронт атаки и заявить:
– А каким это образом шикарная обнова оказалась в одном шифоньере с какой-то старой тряпкой?
А очень просто – взялась и оказалось. Ради пользы дела, разумеется. Конечно, в реальной жизни опустившийся бомж почти никогда не окажется в VIP-зале, но в литературе всё возможно, если это диктуется замыслом произведения. Удалите из шифоньера поношенное и истасканное пальто, и произведения не будет. История-то частично воображаемая, что-то вроде жизненной сказки. А в сказках всё что угодно может быть. Женился же Иван-Царевич на лягушке, правда, потом это земноводное превратилось в Василису Прекрасную, ну а у меня старой, поношенной вещи ввиду её былых заслуг разрешили доживать свой век в хозяйском шифоньере, назло всем тем, кто когда-то над нею глумился. Словом, некая бытовая сказка. Конечно, старая, изношенная вещь никогда не превратится в новую и сверхмодную, но сыграть полезную литературную роль вполне способна. Однако же двинемся дальше.