— Слушайте… Ночью я перестарался с пуатевинским. От страха. Знаете ведь как развязывается язык после неумеренного возлияния — кажется, я всё разболтал господину де Партене. Хотелось выговориться.
— Разболтали? — выпрямился преподобный. — Зачем?
— Новый элемент в мозаике, — тихо сказал Рауль. — Дороги атребатов. Он знает о них. Больше чем я, чем вы, чем Жанин Фаст.
— Любопытно, — брат Михаил наклонился вперед и соединил пальцы рук в почти молитвенном жесте. — Давайте-ка соберитесь, упорядочите мысли и рассказывайте подробно. Не верю я в такие случайности…
* * *
Его милость барон де Фременкур провел остаток ночи относительно спокойно: кошмары не мучили, лихорадка отступила, угрожающие симптомы pestis начали исчезать. Стоило бы поразмыслить над фантастическими излияниями напившегося вдрызг мэтра Ознара, — подумать только, настоящий маг-алхимик, да еще и работающий на Священный Трибунал! — однако медленно уходящая болезнь взяла свое: едва охмелевший до зеленых чертиков в глазах Рауль ушел в комнаты, мессира Жана сразил глубокий сон.
На рассвете объявилась девица Фаст — притащила медную ночную вазу, помочиться (во время этого процесса не вышла, а просто отвернулась, оправдавшись тем, что «У меня есть братья, мессир»), затем вполне добротно перевязала, опять же не испытывая лишнего смущения.
Утро прошло в блаженной полудреме — Жанин устроилась рядом на табурете, едва слышно напевая какую-то нескончаемую сагу на местном диалекте ch’ti, непроизносимой смеси фламандского, среднефранцузского и поздне-норманнского. Дважды стучали в двери со стороны дальнего входа, но мадемуазель Фаст не сдвинулась с места.
Ближе к полудню объявилась хозяйка дома — хмурая пожилая женщина с бульдожьими щеками, — приведя с собой прелата в рясе цветов ордена святого Доминика Гусмана: высокий брюнет, обладающий холодно-пронзительным взглядом и безупречным профилем аристократа-патриция времен цезарей. Видимо, тот самый брат Михаил, о котором ночью сбивчиво повествовал Рауль. Причем повествовал в контексте столь невероятном, что человек незнакомый с подлинными реалиями XIV века посчитал бы слова мэтра страшноватой детской сказкой, не более…
Преподобный куртуазно представился, осведомился о здоровье, спросил, нет ли у шевалье де Партене желания причаститься святых таинств, ибо человек, как известно, смертен? Нет? Ну как угодно. Вынужден вас покинуть, меня ждет мессир Ознар.
Взгляд у брата-доминиканца и впрямь примечательный — ощупывает, оценивает, буквально впивается глазами. Серьезный человек.
… — Жанин, будьте любезны выйти, — спустя примерно час брат Михаил вернулся вместе с Раулем. Последний был насуплен и зеленоват ликом. Похмелье в наилучшем виде. Точнее, в наихудшем. — Помогите мадам Верене по хозяйству. Если понадобится, мы вас позовем.