— Люди как люди, сами увидите.
— Человек лучше всего раскрывается в деле, — согласился я.
Когда возвращались в гостиницу, Платов вспомнил об опечатанных квартирах. Он посоветовал получить резолюцию заместителя председателя облисполкома, чтобы эти квартиры закрепили за редакцией. Оказывается, у него уже был напечатан список адресов квартир, на которые мы претендуем.
— Значит, ордера все-таки понадобятся, — не без злорадства констатировал я.
— А как же? Но если вы придете без адресов, ничего не получите. Это факт.
Я предложил зайти в одну из квартир, указанных в списке Платова. Время еще есть. Анатолий охотно согласился.
Узкая улочка, каких много в старом городе. За высоким забором двор-колодец. Поднимаемся по деревянной лестнице на второй этаж. Платов уверенно направляется к двери, обитой черным дерматином.
— Вот здесь, — произносит он. — Странно. Где же печать?
Мне остается только разделить его недоумение.
— Может быть, вы спутали номер квартиры? — высказываю я предположение.
— Нет, все точно…
Словно торопясь рассеять наше недоумение, из квартиры выходит женщина в защитной гимнастерке, но без погон. Она интересуется, кого мы ищем. Анатолий неуверенно объясняет:
— Видите ли, эта квартира предназначалась…
— Кому это там еще предназначалась, — перебивает женщина. — Я ее заняла… Сама живу и трех солдатских сирот при себе содержу.
— Да, но все-таки… На двери была печать…
— Зря сургуч расходовали, — беззлобно ответила женщина, — отодрала вашу печать, отмыла дверь. Мне горсовет ордер выдал. Интересуетесь?
— Нет, зачем же? Верим.
У Платова явно пропало настроение водить меня по опечатанным квартирам. Подтруниваю над своим новым товарищем:
— Оказывается, ваши пятачки не авторитетны. Народ нынче не робкий. Хорошо, что по шее нам не надавали.
В гостинице встречаю Задорожного. Ему было поручено выяснить, какие возможности у типографии для выпуска газеты на русском языке. Он обстоятельно пересказывает разговор с директором типографии. Мало русских шрифтов. Нет русских линотипистов. Нет…
— Ну, а вы чем помогли товарищам в типографии?
— Чем им поможешь? Работать надо, а они безынициативные, безрукие… От них требуешь, говоришь им человеческим языком, а они…
— Ясно.
Собственно говоря, ничего не ясно. Но мне не хочется продолжать разговор с Задорожным. Трудно преодолеть раздражение. Легко сказать, что надо не сигнализировать, а заниматься делом. Но это вряд ли поможет. Борис Иванович, не стесняясь в выражениях, характеризует директора типографии и других работников Принеманска. Прерывая поток его красноречия, советую: