Ласточка, бедная ласточка, не смогу я вызвать дождь! Я больше не Машиах, а убогий дервиш нищенствующего ордена Бекташи, я забыл свое имя — и мир тоже забыл меня.
Бесшумно отворилась дверь, заглянул в камеру стражник. Совсем рехнулся, подумал он, с ласточкой беседует. Он не опасен больше.
Шабтай Цви, он же Амирах, он же Азиз Мухаммед Эфенди Капыджи-баши, переселился в иной свет судным днем 1676 года[9] по григорианскому календарю, в миг, когда он писал письмо еврейским купцам. Он просил передать ему молитвенник на осенние праздники. Душа Шабтая вылетела, едва он успел вывести последнюю букву — «нун» сафит[10].
Мусульмане погребли Шабтая Цви в тот же день на старом кладбище у берега небольшой реки или ручья. После этого ручей вышел из прежнего русла.
Могилу Шабтая занесло толстым слоем ила, залило мутной водой, в которой быстро плыли толстые черные ужи с оранжевой точкой на плоском черепе. Слова мудрого каббалиста Эзры д’Альбы сбылись: провозгласивший себя Машиахом спустился на дно к змеям. Крокодилы, правда, в том ручье не водились, но д’Альба мог это не предвидеть, он же никогда не был в Албании….
В 21 веке Ульчин стал модным курортом. На развалинах замка, в сохранившейся башне Балшича открылась художественная галерея. Там, где доживал свои дни ссыльный еретик Шабтай Цви, еврейский мусульманин, почитаемый поныне орденом Бекташи суфий Азиз Мухаммед, теперь выставляют свои безвкусные картины художники. Нарисованные яркими химическими красками, они неплохо продаются, и сутулый экскурсовод рассказывает группе о загадочном человеке с печальными еврейскими глазами, который был заточен здесь в 70-е годы 17 века. Но им это уже неинтересно, и, мельком посмотрев исцарапанные длинными когтями летучих мышей каменные своды, туристы идут загорать.
14. Рабби Коэн и патер Несвецкий
В ту злополучную ночь, когда упрямая русинка Марица вышла на свидание к букинисту Леви, нарядившись в платье пани Сабины и нацепив на шею змеиный скелет, иезуит Игнатий Несвецкий долго не засыпал. Его изводили мучительные сомнения, душила злость, глаза наотрез отказывались слипаться. В такие минуты Несвецкий был готов разрубить надвое каждого, кто посмел бы ему помешать, но он был один. Отчаявшись уснуть, иезуит решил выйти прогуляться по спящему городу. Мелкие галицийские черти завели патера туда, куда он наведывался и раньше: красивую улочку, застроенную особняками знатных польских семейств. Дом, где жила пани Сабина, не самый красивый, но уютный садик и розовые кусты вокруг него привлекали к этому уголку внимание. Посаженные много лет назад, еще старым садовником ее деда, китайские розы разрослись, заслонив высокую каменную ограду. На прохожего сразу обрушивался пряный аромат цветов, а одежда цеплялась о колючие стебли. Та же участь постигла и сурового ханжу: край его сутаны зацепился за шип.