— Значит, ты ревновала?
Он поднял голову. Зачем же он улыбается? Не насмешливо, а очень умиротворенно?
— Да. Жутко. — Мой голос прозвучал пусто. — А теперь уходи, Даск.
Он молча смотрел на меня. Переглядываться через оконное стекло было странно, но одновременно как-то просто — я не могла дотронуться до него напрямую, а до отражения могла.
Но не стала. Это ничего не изменит.
— Я впервые вижу тебя живой. Настоящей. Наверное, тебе непросто пришлось — сирота, которая и при жизни родителей была никому не нужна. Мама часто просила нас с Лизи быть к тебе ласковей. Веселить тебя. Помогать тебе. Мы старались.
— Спасибо. У вас получалось.
Отражение в стекле задрожало, смазалось, из-за слёз, моментально скопившихся в глазах.
— За последние три дня я рыдала столько, сколько не рыдала за последние три года, — сказала я.
— Тогда плачь.
Наоборот, я сжала зубы и пообещала себе, что не буду. Лучше упьюсь пустырником до комы.
— Плачь, Мариетта, потому что это будут последние слёзы в твоей жизни. Обещаю тебе.
Размытое изображение не позволило разглядеть его лица. Быстро прикоснувшись к моим плечам и так же быстро убрав руки, Даск поклонился и ушёл, оставляя меня одну.
Его обещание вогнало меня в ступор, так что плакать я перестала. О чём он? Неужели что-то задумал?
И что же он может поделать с моими слезами? А! Наверное, поступил, как каждый мужчина при виде женских слёз — пробормотал первое утешение, которое в голову пришло, и ретировался бегством. Хотя в детстве, помнится, Даск меня утешал — и по голове гладил, и платочек протягивал, и таким умилительным голосом успокаивал, что хотелось плакать бесконечно, только бы он продолжал.
К сожалению, теперь меня успокаивать некому.
В комнате уже ждала радостная Колетт со стаканом отвара в руках. Вот уж кто не успокаивает, а только тормошит и требует быть сильной, смелой, во всём первой, как и подобает принцессе.
— Я должна тебе кое-что сказать, — лукаво стрельнула глазками она.
— А я тебе.
— Так вот, милая…
— Я хочу остаться одна, — перебила я. — Сейчас же.
— Но это очень важно! Послушай, я тут выяснила, что на самом деле кое-кто хитрит. Прямо как раньше. Не знаю, что уж он там задумал, но на самом деле…
— Молчи, Колетт! — возмутилась я. Слушать очередные сплетни было просто невозможно. — Ничего не хочу знать! Замолчи раз и навсегда!
Колетт тут же нахмурилась и воинственно поджала губы. Сейчас наговорит с три короба! Не дожидаясь отповеди, я крепко обняла её за плечи, прижимая к себе. Когда-то она была выше и прижимала мою голову к своему плечу, а сейчас роли поменялись.