Если прилюдно кричать о своих знаниях, двухбережники этого просто так не оставят. Не допустят распространения философии, угрожающей их авторитету. Они и меньшей «ереси», чем отрицание двойственности, не терпят, вроде учения раннеправников, Самаем упомянутого. У человека, заключённого в лореттскую тюрьму, в детстве явно не было доброго советчика, который внушил бы ему, как важно осторожность соблюдать. Обретя познания силой своего разума и презрев опасность, он решил поделиться ими с другими людьми. Иными словами, решил героя из себя строить.
Ярла пыталась убедить себя, что злится на него, на этого Талвеона, на его наивную глупость. Но на самом деле в ней поднималась совсем другая волна гнева. Они здесь, в Лоретте, посадили в клетку ей подобного, мучают его и рано или поздно убьют. А она должна помогать этим людям, от ларва их избавлять? Они ведь и её, если бы всё про неё знали, засунули бы в такую же клетку, словно зверя. Потому что она отличается от них. Отличается не только способностями, но и знаниями, убеждениями. Об этом и предупреждал отец, веля хранить тайну. Так и говорил: если узнают – не простят. Те, кого больше, тем, кого меньше, никогда их отличия не прощают.
Трусость? Самозащита?
Лореттский узник не побоялся о своих знаниях во всеуслышание объявить. Что-то сподвигнуло его… Что-то, что выше страха за собственную жизнь. Знал же, на что шёл – не мог не знать.
А люди? Они не только не протестуют, ещё и одобряют, наверное, такую участь для еретика. Но… всё равно нельзя их на произвол судьбы со свободным ларвом бросать. Опять же, задаток за работу Ярла приняла… Хотя задаток-то можно и вернуть, не столько о деньгах речь, сколько…
Ну и что? Что ей делать теперь?
Свалился же этот Талвеон Эйрский не её голову! Ну, уедет она из Лоретта, а он тут, за решёткой останется. Судьбу свою в конце концов на виселице найдёт.
Но не для того же она ехала, чтобы их пленников из тюрьмы вытаскивать? Охотник она, а не подельник для заключённых.
Разумные доводы… Разумные, только кто же их слушаться будет?
– Если у тебя это найдут, – снова тряхнула Ярла в воздухе листами, – плохо тебе придётся.
– Талвеон уничтожить велел, как прочитаю. А я… ну, не могу уничтожить. Потому что на самом-то деле он другого хочет. Про одно ронорское изобретение говорил, станок для печати книг…
– Про станок не знаю, а на хранение возьму, если отдашь. У меня в большей безопасности эта писанина будет.
Лорк почти невольно потянулся к рукописи, и Ярла вернула ему её, предоставив самому решать, что делать с ней дальше. Лорк подержал листы в руках с бережной осторожностью, не то как великую ценность, не то как опасную, страшную вещь. Вздохнул и со страдальческим видом протянул Ярле: