– Мой старый знакомый, – подтвердил мою догадку Син Бен У. – Гарри Хапенсот – капитан каперского судна, о котором я уже имел честь говорить ранее. Ричард О’Нилл – новый хозяин шхуны «Октавиус».
Гарри словно тисками сжал мою руку.
Несмотря на не сходящую с его лица улыбку, китаец явно был обеспокоен состоянием драгоценного груза, и еще битых полчаса мне пришлось выслушивать его трескотню, прежде чем он воочию убедился, что все действительно в полном порядке. Из трюма мы поднялись ко мне в каюту, где я по расстеленной на столе карте показывал маршрут по проложенному Ситтоном курсу, согласовывая детали с Син Бен У.
– В связи с неожиданными проблемами, возникшими вследствие шторма, – сказал я, – отход «Октавиуса» переносится на завтра – десятое сентября, ровно в полдень. Благодаря моему капитану корабль получил лишь несколько незначительных повреждений, которые можно будет легко устранить в пути. Поэтому я не вижу веских оснований задерживать отход далее. На пути мы сделаем первую остановку на мысе Доброй Надежды, – я ткнул карандашом, – и следующую на Яве. Затем идем прямо в Гуанчжоу…
Около часа мы с китайцем утверждали всякие возникающие по ходу дела неточности и детали, после чего слово взял Гарри Хапенсот. Минувшей ночью у его корабля в щепки разбило румпель и серьезные повреждения получил рангоут, так что судно его не могло более крейсировать и он вынужден был встать на ремонт в док. Однако весь разговор с ним продлился чуть более двух минут. Я открыл сейф судовой кассы и, вытащив мешочек с гинеями, положил его на стол перед Хапенсотом. Тот, даже не открывая, спрятал его во внутренний карман, а затем, поманив меня за собой, вышел на палубу.
– Вот, – сказал он, показывая на лежавший на решетке люка продолговатый белый мешок, набитый, судя по всему, опилками и с грубо нарисованным на боку черной краской не то знаком, не то печатью. – Повесишь на бушприте возле ватер-штагов. Вопросов не должно возникнуть даже в нейтральных водах. Фрегаты иностранных корон обходи стороной…
Сомнения не было – это был своего рода тайный знак для членов берегового братства, показывающий, что судно было под контролем.
После этого капитан Хапенсот отбыл на борт своего судна, и шлюпка его неслышно исчезла в тумане. Син Бен У остался стоять на юте, облокотившись о перила, куря длинную трубку и распространяя вокруг себя какой-то густой, сладковатый аромат – похоже, это был опиум. Оба охранника, неотступно следовавших за ним, присели тут же на кнехты. Задул легкий бриз, и судно, поскрипывая, начало медленно покачиваться на легкой зыби. Низко стелющаяся пелена тумана дрогнула и начала стремительно рассеиваться, огромными клочьями летя над водой и между снастей «Октавиуса». Я вновь спустился в каюту и вернулся к прерванному делу…