Он поднял в мою сторону кружку с ромом и одним глотком осушил ее до дна. Народу в его баре было уже полно, и люди продолжали стекаться – все ждали очередного выступления Мулан.
– Мулан сегодня выходит? – спросил я.
– Как всегда, – ответил тот. – Сейчас готовится. Осталось минут пять.
– Мне нужно место поближе к сцене, – сказал я шепотом. – Чтобы она остановилась возле меня.
– Устроим, – ответил Галлахер. – Садись вот за тот столик. Он специально не занят, так как я держу его для особых гостей. Она всегда задерживается там. Что закажешь?
– Видно будет по ходу дела, – ответил я. – Ты сможешь все достать?
– Я хорошо знаю, что она сама не своя от персиков. И специально для тебя они у меня по хорошей цене. Давай, парень! – с этими словами он плеснул мне стакан рома. – Это за счет заведения!
– Сочтемся потом! – процедил сквозь зубы я и одним махом влил в себя огненную жидкость.
Цветной занавес дернулся и разъехался в разные стороны. Одноногий плешивый заиграл в своем углу на фисгармонии. Я горящими глазами уставился на ярко освещенную сцену, сердце у меня молотило как сумасшедшее. Еще ни на одном свидании у меня так не перехватывало дыхание, как в эти секунды, и я весь покрылся испариной. Вот появилась точеная фигурка Мулан с целой охапкой разноцветных вееров в руках, и я вдруг успокоился, принявшись терпеливо ждать. Изгибаясь в танцевальных па, она подходила все ближе и ближе ко мне, попутно внимательно рассматривая каждого сидящего, – такова была одна из особенностей ее танца. Вот она уже совсем близко. Я плавно приподнял голову и, посмотрев ей прямо в глаза, несмело улыбнулся. Она, встретившись со мной взглядом, на секунду потупилась и, скрывая улыбку, посмотрела на меня в ответ. Девушка очень обрадовалась, увидев меня, и моя улыбка смутила ее: она даже ошиблась в движении, потом запуталась вновь и быстро прошла дальше. Закончив танец, она вновь оказалась на сцене, провожаемая дикими аплодисментами и воем восторга, от которых все здание заходило ходуном. Тут я схватил стоящий на столе цветок розы и, приложив к губам, бросил ей. Мулан поймала розу и, не спуская с меня глаз, сложенными руками прижала ее к груди. Затем вдруг покраснела, смутилась и легко убежала за кулисы.
Я не сдержал победоносную улыбку – мой жест чрезвычайно взволновал ее, и она даже немного испугалась его. Этим она сказала многое – приходивший к ней, по словам Стентона, молодчик мог оказаться кем угодно: братом Мулан, родственником или просто другом, но никак не мог быть для нее чем-то большим. Такие девочки, как она, просто неспособны были даже на моральную измену – это я знал точно. И решил немедленно проверить свою догадку: никто не даст ответ лучше Галлахера – и я знал, как нужно спросить его об этом.