– Пять лет, сэр! – ответил тот. – На этом корабле я ходил от Индии до Китая и от Европы до Америки. Этот корабль бывал в Дакаре и Константинополе. Я вел «Октавиус» через Большой риф Австралии и прорывался на нем сквозь льды Аляски…
– «Октавиус» был флагманом моей флотилии, – сказал Адамс. – И если бы не обстоятельства, то никакой дьявол не заставил бы меня избавиться от этого быстрого корабля.
Я отвернулся, не в силах сдержать улыбку. Потеря во время шторма сразу двух кораблей со всем товаром, несмотря на ллойдовскую страховку, пробила в его компании порядочную брешь, и для удержания на плаву ему пришлось срочно продать свой лучший корабль по довольно сносной цене. И только проявленная быстрота позволила мне первым воспользоваться столь благоприятным стечением обстоятельств. Эта большая двухмачтовая шхуна являлась весьма крупной среди судов своего класса: водоизмещением триста пятьдесят тонн и осадкой шестнадцать футов. Адамс, по всей видимости, использовал ее для перевозки особо важных грузов – команда судна составляла около тридцати человек. Кроме того, на шхуне было установлено две пятифунтовых пушки на вертлюгах. Их Адамс снял перед продажей, оставив, правда, в придачу порядочное количество абордажных сабель и мушкетов…
Я предложил Ситтону оклад существенно выше, чем у Адамса, и тот быстро согласился перейти ко мне, там более что в связи с понесенными потерями Адамс сокращал штаты и таким образом я только избавлял его от лишней кадровой перестановки, а – себя от хлопот по набору новой команды. Праздник продолжался до вечера, и только когда стало уже совсем темно, гости один за другим разъехались. Я проводил до кареты Блейка и Элизабет, которая горела желанием остаться на «Октавиусе» на ночь, однако я сопроводил ее под благородным предлогом предстоящей работы на судне. Мы добрую часть праздника обсуждали подробности нашей предстоящей свадьбы, и на ее долю выпали приятные хлопоты приготовления (вместе с Блейком, всецело взвалившим на плечи всю организацию предстоящего мероприятия, обещавшего быть грандиозным). Меня же с моим отцом ждали неотложные дела на борту корабля, которые дали знать о себе уже сразу после отбытия гостей. Вызвав к себе Ситтона, я распорядился готовить трюм к погрузке и, взвалив на него все дальнейшие обязанности по кораблю, присел за стол – теперь огромная каюта, располагавшаяся под ютом и занимавшая всю кормовую часть судна, принадлежала мне. Растворив кормовое окно, я взглянул на стоящие в углу тяжелые напольные часы – стрелки показывали половину десятого. На судне зажглись стояночные огни, с палубы доносились топот ног и отборная ругань: там открывали грузовые порты и наводили на пристань сходни. В дверь каюты постучали, и вошел Ситтон. – К вам гость, сэр, – сказал он. – Требует разрешения подняться на борт. Называет себя Георгом Рингольдом.