– Навроде бы, Гриня Замотаев основательно упился.
– До смерти, чо ли?..
– Пока дышит. Ничком лежит посередь двора и стонет. Кеша, как безумный, за поросенком по двору гоняется. В избе дитенок ором орет.
– А Людка чо?..
– Босая стоит на крыльце руки в боки и безостановочно кроет друзей матерными словами.
– Эти робяты чо-нибудь да натворят…
Будто легок на помине из своей усадьбы выбежал Упадышев и со всех ног устремился к дому Одинеки. Пробыв там совсем недолго, он с такой же прытью прибежал к Егору Захаровичу. Словно не заметив Голубева, запыхавшись, еле проговорил:
– Дед Егор… выручи меня…
Старик встревоженно посмотрел на него:
– Что такое страшное случилось?
– Застрели моего кабанчика.
– Заболел, что ли?
Кеша с трудом перевел дух:
– Нет! Здоровый, как бык.
– Не так давно он у тебя был чуть побольше кролика.
– Не скажи, дед Егор! За лето Хрюша на крапиве да комбикорме нагулял килограммов тридцать. А верткий – спасу нет.
– Зачем же его летом забивать? Мясо ведь испортится.
– Видишь ли, какая история… Завтра у моей Людки день рождения. По такому важному событию захотелось бабе мясца откушать. Попросила заколоть кабанчика. С утра мне некогда было этим делом заняться. Закружился по хозяйству туды-сюды. Еще, как на грех, сват Одинеки подвернулся. Уговорил похмелиться за компанию с ним. Ну, понятно, мы с Гриней чекалдыкнули немного и пошли выполнять Людкину просьбу. Я при забое скотины отродясь ножик не применяю. Поэтому спланировал оглоушить Хрюшу по лбу пудовой кувалдой, но Замотаев весь мой план испортил. Русским языком попросил мужика. Придержи, мол, скотиняку. Ему бы, чудаку, всего-то и надо было руками прищучить кабанчика к земле, а Гриня с пьяных глаз оседлал его, как конька-горбунка, задом наперед. Я второпях размахнулся кувалдой да сгоряча вместо Хрюшиного лба жахнул Гриню по откляченной заднице, аж его солдатские штаны лопнули.
– Ну и что теперь? – засмеявшись, спросил дед Егор.
– Что… Теперь хоть плачь, хоть скачь…
– Замотаев-то жив?
– Живой. Какого черта ему, долговязому дураку, сделается. Щас, уткнувшись мордой в траву, на пузе лежит. Через полчасика без похмелки очухается. Но вот моя семейная обстановка, прямо сказать, хреновая.
– Что такое?
– Кабанчик с испугу, будто угорелый, на большой скорости кругами по двору циркулирует. В избе Колька малой криком пуп надрывает, а Людка, как тигра разъяренная, открыла хайло и отборным матом чехвостит всю небесную канцелярию в придачу со мной.
– Пиковое у тебя положение.
– Не говори, хуже губернаторского… Выручай, дед Егор, на тебя последняя надежа… – умоляюще проговорил Кеша и протянул старику ружейный патрон. – Чтобы ты не тратил собственных зарядов, я вот выпросил у свата Одинеки. Уговаривал Василия Васильевича самого оказать мне помощь, да он наотрез отказался. Говорит, после рюмки категорически ружье в руки не берет.