“Я уверен, – писал Довлатов, – что деньги не могут быть самоцелью. Особенно здесь, в Америке. Ну сколько требуется человеку для полного благополучия? Сто, двести тысяч в год. А люди здесь ворочают миллиардами. Видимо, деньги стали эквивалентом иных, более значительных по классу ценностей… Сумма превратилась в цифру. Цифра превратилась в геральдический знак”.
Может быть, это и верно, когда деньги есть. У нас их не было. Первая редакция “Нового американца” размещалась в комнате размером со шкаф. Пока в газете не появились дамы, летучки проводили в уборной этажом ниже.
На шестнадцать штатных сотрудников приходилась одна человеческая зарплата. Закуска на редакционных банкетах кончалась до того, как откупоривали бутылки. Сахар мы крали в кафе. Гриша Рыскин однажды съел лимон, в другой раз – мятную жвачку. Но никто не жаловался. Напротив, наш президент Боря Меттер говорил, что, когда голодный, уже не скучно.
Сергей упорно старался исправить положение. Он приводил жуликоватых менеджеров, донимал администрацию попреками и вникал в бухгалтерские расчеты, которыми брезговали заниматься все остальные. Ничего не помогало, газета катилась к разорению. И тогда, отчаявшись наладить одно дело, мы решили открыть другое, самое диковинное из всех, в которых мне приходилось принимать участие.
Идея лежала на поверхности. Поскольку две из трех запретных в СССР тем – диссиденты и евреи – уже заполнили эмигрантскую прессу, на нашу долю оставался секс. Так появился проект журнала, размашисто окрещенного “Русский плейбой”.
Решив сперва познакомиться с продукцией конкурентов, мы отправились в секс-шоп. Опыта у нас было больше, чем у Довлатова. К тому времени уже была написана статья “Простаки в мире секса”, которую Сергей совершенно справедливо разгромил. Особенно досталось мне – за ханжество. “Если Генис, – размышлял Довлатов, – Арамис, то Вайль – Портос. И оба пишут как Дюма – талантливо, быстро, небрежно”. Однако в заведении, тесно заставленном сексуальной параферналией, выяснились границы уже довлатовской стыдливости. Заглядевшись на глянцевый разворот, он осуждающе воскликнул: “А ведь наверняка студентка!” Хотя мы всячески пытались выражать деловую, а не обычную заинтересованность, Сергей, не выдержав подозрительного взгляда хозяина, быстро сбежал с поля боя.
Стыдливость – ввиду предстоящего нам рода занятий – была не самой полезной чертой, но мы с ней быстро справились, соорудив барраж из еврейских псевдонимов. Редактора мы себе придумали из Литвы. В Прибалтике, как все мы знали по собственному опыту, нравы свободней.