Но он был все время в некотором отчуждении. Тут ведь дело еще и в том, что когда Высоцкий не играл и не репетировал, он над чем-то работал, у него просто не было времени, чтобы спокойно поговорить или пойти в буфет выпить чаю.
Помню, однажды я встретил Высоцкого совершенно случайно. Был в гостях у Новеллы Матвеевой, вышел на улицу – и увидел Володю. Мы постояли, поговорили – но в основном помолчали. Я почувствовал, что у него какие-то мысли были в тот момент, какие-то образы приходят, в которых он находится, – и не надо ему мешать.
Глубоких разговоров у нас было немного. Мне запомнилось, как однажды я пришел к нему в гримерную после спектакля «Преступление и наказание». Я сказал: «Володя, ты так играешь, что я боюсь, что ты просто помрешь на сцене». Он усмехнулся и сказал: «Да нет, на этом спектакле не помру. Вот когда я Гамлета играю, то тут всяко может получиться…» Он так это сказал, что я понял – это говорится всерьез, он основательно чувствовал, что смерть за ним ходит.
2013
Галина ВОЛЧЕК[37]
«Свой остров»
В 1971 году на сцене «Современника» я выпустила спектакль «Свой остров» по пьесе эстонского драматурга Раймонда Каугвера. Пьеса была проходная, что-то о добыче сланцев, и взялась я за постановку, в основном, потому, что придумалось: вяло прописанный, только обозначенный там конфликт можно сделать внятным и из производственного превратить в нравственный, если построить спектакль на песнях Высоцкого. Я дружила с Володей, много раз, в том числе и у себя дома, слушала его. Понимала, что он не откажет. Так и случилось. Высоцкий стал настоящим соавтором спектакля: не только разрешил использовать свои песни, но специально написал «Лирическую» (она начинается словами «Там лапы у елей дрожат на ветру…»).
В спектакле все песни исполнял Игорь Кваша. Он делал это очень хорошо – Володю не только не смущало, но даже нравилось, что Игорь пел их иначе. Из всех, кто пытался исполнять его песни, он принимал одного Квашу. Ценил именно эту непохожесть, которую привнес Игорь. В этом случае принимал как право другого на художественную интерпретацию.
В те времена спектакли сдавались комиссиям, реперткомам, начальникам всяким… И вот примерно за две недели до приемки спектакля – сдавали к юбилею какому-то очередному, Советской власти или еще чего-то, я уже забыла, к счастью, – мне говорят: «Все, что угодно, но только не Высоцкий». А я сказала: «Для меня это принципиально. В моем спектакле могут звучать только эти песни».
Начальником Управления культуры был Погоржельский, он начал меня уговаривать: «Галина Борисовна, ну все, что угодно, любые песни!» И, как главный аргумент: «Возьмите любого поэта, даже Северянина!» Почему-то самым крайним у него оказался Северянин. Но меня не так легко сломать. К тому же я отлично понимала, зачем мне нужны именно Волидины песни. «Нет, только Высоцкий» – и отказалась выпускать спектакль.