А однажды он был в какой-то компании, где были американцы. И он решил их удивить и запел «под Армстронга».
– И ты знаешь, Васёчек, – рассказывал он мне потом, – они даже уловили некий смысл в моей импровизации…
– Володя, как тебе не стыдно, – одернул его я, – ты знаешь всего пару слов английских, какой они могли уловить смысл?!
– Но они так мне сказали, – не унимался он, но интонация была уже немного смущенной.
Перед отъездом в Магадан я устроил скромную отходную. Были только мама, моя сестра, моя тогдашняя девушка и Володя. Посреди застолья (что значит актер, умеющий держать паузу!) Володя вдруг взял мою гитару, достал из кармана какой-то сложенный лист и попросил тишины… Эта была песня, посвященная моему отъезду.
Мой друг уехал в Магадан.
Снимите шляпу, снимите шляпу!
Уехал сам, уехал сам,
не по этапу, не по этапу.
Не то чтоб другу не везло,
не чтоб кому-нибудь назло,
не для молвы, что, мол, чудак,
а просто так.
Быть может, кто-то скажет: – Зря!
Как так – решиться всего лишиться?
Ведь там сплошные лагеря,
а в них убийцы, а в них убийцы.
Ответит он: – Не верь молве.
Их там не больше, чем в Москве.
Потом уложит чемодан —
и в Магадан.
Не то чтоб мне не по годам, —
я б прыгнул ночью из электрички, —
но я не еду в Магадан,
забыв привычки, закрыв кавычки.
Я буду петь под струнный звон
про то, что будет видеть он,
про то, что в жизни не видал, —
про Магадан.
Мой друг уехал сам собой,
с него довольно, с него довольно.
Его не будет бить конвой,
он – добровольно, он – добровольно.
А мне удел от Бога дан…
А может, тоже в Магадан
уехать с другом заодно
и лечь на дно?
Все были восхищены, удивлены и, конечно, тронуты той теплотой, что была в этих стихах, сдобренных непременной порцией доброго юмора. Мама, помнится, даже прослезилась, а Володя протянул мне автограф этой песни, где все куплеты, каждый своим цветом, были написаны фломастерами.
В начале июля 65-го я уже был в Магадане, а вскоре оказался в Анадыре в качестве собственного корреспондента газеты «Магаданский комсомолец» по Чукотскому национальному округу (Анадырь – его столица), куда пришло первое письмо Володи. Он сетовал:
«Оказывается, ты уехал почти полгода назад, а я и не заметил, как они пролетели, потому – гулял я, в кино снимался, лечился и т. д., и т. п., и пр. пр. Начну по порядку. Летом снимался в „Стряпухе“ у Эдика Кеосаяна. Играл Пчелку, и хоть Пчелка – насекомая полезная и имя самое ласковое, однако не оправдал ни того, ни другого. Запил горькую, дошло почти до скандала, даже хотели с картины уволить, но… все обошлось и с горем пополам закончил.