– А почему у мамы не сложилась актерская карьера?
Она прилично начинала. Она закончила мастерскую Ромма. Ее однокурсники и однокурсницы более-менее состоялись в кино. Она начала работать. Она снималась. Но после истории, о которой я вам рассказал, довольно быстро родился мой брат Аркадий, а потом через два года – я. И у отца был очень тяжелый период с 1960 по 1964-й в смысле занятости. Он не мог найти постоянного театра. Фактически он был безработным. Очень тяжело жили материально. Хотя все помогали чем могли, но жили тяжело. Не получалось с двумя детьми и достаточно проблемным мужем еще и заниматься своей карьерой. Я думаю, что это был осознанный ее выбор. Я с ней несколько раз об этом говорил. Я просто видел, что в этом не было жертвы. Она не жалела. Она нас с братом любила и чувствовала ответственность за судьбу, за здоровье, за самочувствие мужа своего, моего отца. Я думаю, что это был выбор не жертвенный. Она хотела этого больше.
– А когда вы осознали себя сыном одного из самых популярных людей в Советском Союзе?
Мне не с чем было сравнивать. Я очень любил Таганский театр. Лет с двенадцати ходил туда. Совсем недолго при жизни отца это было. Но я любил его, у меня язык просто прилипал к небу, когда я его встречал после какого-нибудь спектакля. Я сел как-то к нему после «Гамлета» в машину. Я уже не первый раз смотрел и сказал что-то типа: «Владимир Семенович, сегодня вы играли потрясающе!» И он посмотрел на меня и сказал: «Никифор, что случилось?! Ты что?!»
– А что, действительно, случилось?
Я был в невероятном каком-то смятении. Это был удивительный спектакль. Но вот не знаю, что-то было такое, что просто пробило насквозь. Когда я первый раз увидел «Гамлета», я пошел от Таганки до Беговой, где мы жили, пешком. Тогда не было мобильных телефонов. Отец бегал вокруг театра – меня искал. Они перезванивались с мамой, куда делся ребенок. А я шел…
– Никита, вы можете сказать, что при его жизни вы его хорошо знали? Или потом уже это знание пришло?
Конечно, потом. У нас были нормальные отношения. Он был по временам «воскресным» папой, по временам я сам напрашивался. Он мне был нужен. Не то что я из него что-то тянул, я ничего из него не тянул, мне просто было нужно. Он заботился, привозил какие-то подарки. Семью, детей своих, конечно, любил, но это не было главным для него. Он много раз говорил, что главным для него были друзья. Я это не осуждаю. Он так говорил, значит, так и было. Но думаю, что главным было – его дело, его творчество, его взаимоотношения с его собственным даром. Конечно, я недостаточно знал его. Я очень многое узнал из его биографии после его смерти – от его друзей, от каких-то людей, которые были в этот момент рядом. До сих пор бывает, что я куда-нибудь приеду, и вдруг появится кто-то и скажет – а вот фотка, мы были в моей мастерской. Такое бывает. До сих пор я узнаю то, чего не знал.