Комбат взял в руку карандаш, подвинул карту ближе к середине стола, но показать ничего не успел.
— Да ты что, капитан! Что несешь! В своем уме, спрашиваю! — вскочил со своего места уполномоченный особого отдела Полевой. — Товарищи! — он уткнул разведенные пальцы обеих рук в березовую столешницу, навис над столом. — Вы же знаете, вчера пришла радиограмма от товарища Штерна[7]. «Держитесь, помощь идет»! Ты, капитан, отказываешься исполнять приказ?!
— Когда она придет? Откуда она придет? — Рязанцев стиснул кулаки, в одном из которых оказался зажат карандаш. Говоря, он постукивал кулаками о стол. — Дорога Лавоярви-Лемети перерезана, дорога Уома-Кяснясоляя перерезана. Тридцать четвертая «элтэбээр»[8] в кольце. Сто семьдесят девятый «эмэсбэ»[9] вот уже неделю безуспешно пробивается к ним, несет потери и сам может быть окружен. Раньше чем через две недели помощи не будет. Эх, кабы знать, что две недели! А то и месяц! Что тогда останется от батальона?
— Товарищи! — уполномоченный особого отдела Полевой выпрямился, завел большие пальцы под ремень, с силой провел под ним, оправляя гимнастерку. Медленно обвел взглядом комсостав, его губы дрожали. — Налицо пораженчество и паникерство. Я уверен, причиной тому элементарная трусость капитана Рязанцева. Он хочет спасти свою шкуру ценой нарушения приказа, любой ценой. Мы — советские люди, мы не можем бежать от врага…
— Садитесь! — перебил Полевого комбат. — Выскажете особое мнение в штабе, когда каждому из нас дадут оценку, а сейчас будете подчиняться.
— Я запрещаю выход из окружения! — громко и размеренно сказал особист.
Рязанцев врезал обоими кулаками по столу.
— Я командир батальона и мои распоряжения выполнять!
— А я здесь поставлен партией и народом, чтобы не допустить предательства, — уполномоченный особого отдела опустил руку к кобуре, расстегнул ее. — Чтобы заставлять исполнять приказы командования, — Полевой вызволил из кобуры наган, направил его на Рязанцева. — Пресекать измену.
— Отвечать перед партией и народом за судьбу батальона буду я, командир батальона, — капитан смотрел в направленное на него подрагивающее дуло. — А ты, Полевой, будешь мне подчиняться. Опусти оружие и сядь на место!
— Именем Союза Советских Социалистических Республик, пользуясь вверенными мне особыми полномочиями, — рука особиста перестала дрожать. Командиры взводов и отделений превратились в камень и перестали дышать. Неизвестно, что творилось в голове каждого их них, на чьей стороне они были. Вмешиваться они не имели права и не вмешивались.
— За трусость и предательство я приговариваю капитана Рязанцева к расстрелу.